– Его превосходительство ждет вас, – любезно улыбнулась поручику Софья Николаевна.
Яблонский густо покраснел, одернул китель и взялся за дверную ручку.
– Я сейчас, – сказал он Кате и скрылся в кабинете.
– Присаживайтесь, мадемуазель, – Софи указала на лавку у стены. – Сигарету не желаете? – она вставила новую самокрутку в мундштук, вышла из-за конторки и села рядом с Катей. – Неужели вы дочь Максима Андреевича? Боже мой! Как давно это было! Крым, война, обозные телеги… Несчастные мы люди… Но какими судьбами вы здесь?
– Вчера прилетела, – осторожно сказала Катя.
– Позвольте! – Софи уставилась на нее во все глаза. – Как же это возможно? Вас давным-давно не должно быть в живых!
– Парадокс Эйнштейна… – Катя застенчиво теребила поясок платья.
Софья Николаевна уныло опустила голову.
– Ну да, ну да… Вот и за мной, помню, ухаживал один банкир, тоже, между прочим, Горенштейн. Ради него я бросила сцену, покинула дом – и где в конце концов оказалась? В армейском обозе…
Ее прервал дробный топоток, раздавшийся в коридоре. В приемную, шустро перебирая лапками, вбежал муравей с белой цифрой «три», намалеванной на аспидно-черной спинке, и остановился в дверях.
– Простите, милочка, это ко мне, – Софья Николаевна встала, с хрустом потянулась, прикрывая ладонью зевоту, и взяла с конторки пачку бумаг. – Эх, старость – не радость! – она вдруг опустилась на колени и поползла навстречу муравью, уже шевелящему сяжками в нетерпении. Они сошлись посреди приемной, деловито потерлись дыхальцами, после чего муравей, ухватив жвалами бумаги, опрометью бросился к выходу.
– Смотри не перепутай, ты, таракан исходящий! – крикнула ему вслед Софи, поднимаясь с колен и отряхивая юбку. – Но что же я все о себе да о себе? – спохватилась она, снова подсаживаясь к Кате. – Расскажи-ка мне, детка, как ты прожила все эти годы? Что папенька? Здоров ли? – Катю вдруг кольнул острый проницательный взгляд, обычно занавешенный челкой. – Где-то он теперь? Есть информация?
– Одним словом, оружие и патроны вы упустили! – коротенький полковник Лернер, мерявший сердитыми шажками кабинет, остановился перед Яблонским и вцепился бульдожьим взглядом в полуоторванную пуговицу на его кителе. – Это единственный вывод, который я могу сделать из вашего пространного доклада, не так ли?
– Не совсем так, господин полковник! – стоявший навытяжку поручик осторожно скосил глаз на пунцовую лысину Лернера. – У меня есть нечто более ценное, чем оружие и патроны.
– Вот как? – мохнатая бровь приподнялась над бульдожьим глазом. – Любопытно.
– В приемной вашего превосходительства сидит девушка…
– О, да! Такая редкость стоит мортирного дивизиона, – язвительно заметил полковник.
– Это дочь Максима Андреевича Горошина.
– Какого Горошина? – вскинулся Лернер. – Доктора?
– Именно так, – кивнул поручик. – И она только что с Земли. На лице полковника отразилась сложная игра мысли, как будто бульдог рассматривал бабочку, севшую ему на нос.
– Вы хотите сказать…
– Я уверен, что она сможет доставить нас на Землю. Если мы захватим летающие снаряды…
Полковник несколько раз кивнул, размышляя.
– Снаряды… да, неплохо… Захватим, значит… – он ласково посмотрел на Яблонского и вдруг гаркнул: – Как же мы их захватим, дурья твоя башка, когда оружие ты подарил муравьям?!
– Оружие – ерунда, – упрямо проговорил поручик. – Они вручат нам его сами. Если начнется война.
– С кем война? – Лернер тоскливо отмахнулся. – На всю планету – десяток большевиков, и те в тюрьме…
Яблонский продолжал пристально смотреть на полковника.
– Война между муравейниками…
Над конторкой Софи коротко звякнул подвешенный на шнуре колокольчик.
– Полковник вызывает, – Софья Николаевна встала. – Я вернусь через минуту, никуда не уходите, хорошо? – она взяла потертую папку и, прежде чем войти в кабинет, снова улыбнулась Кате. – И не волнуйтесь за ваших друзей! Мы обязательно что-нибудь придумаем!
Оставшись одна, Катя еще раз оглядела приемную, но не нашла ничего, что задержало бы ее взгляд. Стены, сложенные из потемневших бревен, сводом сходились к большой кляксе светящейся плесени на потолке. Над конторкой, рядом с колокольчиком, висел пожелтевший лист с подписанным полковником приказом о категорическом запрете курения. Других украшений в комнате не было.
Все-таки удивительная женщина эта Софья Николаевна, подумала Катя. Отчего она не поставит здесь хотя бы цветок в горшке? Растут же у них какие-то травы. Неужели можно вот так прожить в муравейнике, среди голых стен, больше ста лет, не видя никаких изменений и не меняясь самой? Однако что-то странное в ней все-таки есть. Как ловко ей удалось в течение десяти минут выудить из Кати все об отце, Егоре, полете до Красного Гиганта и обратно!
Катя покачала головой. Может быть, не стоило так откровенничать? Да нет, ерунда! Это ведь свои! Это люди, которым помог отец, и опасаться их нет причин.
Она попыталась прислушаться к невнятным голосам, доносящимся из кабинета полковника, но их заглушал шум в коридоре. Там постоянно сновали рабочие муравьи, таскавшие туда-сюда входящие и исходящие бумаги, оглашая коридор звонким цокотом коготков по деревянному полу. Неожиданно в этот звук вплелось суетливое ерзанье, приглушенный коленный стук и шарканье. Мимо приемной стремительно прополз на четвереньках человек в комбинезоне космонавта.
– Господин муравей! – прокатился под сводами знакомый голос. – Одну минутку, сэр! Разрешите обнюхать с вами пару вопросов! Да погоди же ты, факин инсект!
– Мистер Купер! – встрепенулась Катя. – Подождите!
Она бросилась к выходу, но дорогу ей заступил часовой с пикой.
– Не велено, барышня! – пробасил он. – Вертайтесь взад!
– Но это мой знакомый!
Кате удалось выглянуть в коридор, но Джеймс Купер уже скрылся за поворотом. Часовой решительно оттеснил Катю обратно в приемную.
– Сядьте на лавку и дожидайтесь! Отсюдова без пропуска не пущают…
– Я что – под арестом?! – вспыхнула Катя.
– А это уж как решат, – часовой отвернулся, оставаясь в дверях.