Едва я начал связывать

слова,

как овладел бессвязностью — никто

не понимал меня, да я и сам

себя не понимал, возненавидев

слова, которые меня всегда

в колодец возвращали, — в тот же самый

колодец тёмной сущности моей,

объятый мглой недавнего рожденья,

пока в своих блужданьях не нашёл

на новоявленной поляне слово

душица , —

слово-нить: оно меня

из лабиринта вывело на волю.

С тех пор я слов других не признавал.

Я сжёг все словари, и с той поры,

замкнувшись в этих певческих, волшебных,

лесных, летящих в прошлое слогах,

я в полный голос,

над речным откосом

или среди точёных колоколен,

в цементе городского центра, в шахтах,

в конторах и во время отпеваний, —

стал слово терпкое жевать — душица , —

и было так, как будто я голубку

в толпе тупиц на волю выпускал.

Так робкая душа благоухает,

так истина фиалковая пахнет,

так веки

лёгкий сон несут глазам —

душицей ночь пропитана, — отныне

душица , превратившись в револьвер,

меня сопровождала в мир зверей,

она мои стихи оберегала.

Вдруг на пути дракон, клыки (как видно,

всё шло к тому, чтобы меня сожрали),

кайманы, вепри —

тут же достаёшь

заветное словечко

из кармана, —

душица! — крикнешь голосом счастливым,

дрожишь, душистым словом потрясая.

О чудо, — перепуганные звери

испрашивают у тебя пощады,

смиренно просят подарить душицу.

Словцо чешуекрылое, душица!

Словцо летательное,

с чистотой

и тайной жреческого ритуала,

словцо, заряженное ароматом,

пространственным, как чернота пантер,

фосфоресцирующая душица ,

ты помогала мне не говорить

ни с кем и объяснить мою судьбу

молчанием, где так красноречиво

беззвучное наречие душицы!