Я снова взглянул на Трэнта, и в моем взгляде наверняка можно было прочесть страх за Анжелику.

- Значит, это она была вашей Анжеликой Робертс?

- О, да. Она призналась во всем. Что купила пистолет, что поссорилась с Ламбом, что он вышвырнул ее из квартиры и что она покинула Нью-Йорк на следующий день после убийства. Она призналась во всем.

Меня охватила странная тревога за Анжелику, намного более сильная, чем беспокойство за собственную безопасность.

- Но не в убийстве?

- О, нет! Это было бы слишком много, дорогой мистер Хардинг. Она показала, насколько мне известно, что мистер Ламб пришел к ней около одиннадцати часов ночи в день преступления и сказал, что она должна немедленно покинуть квартиру. Похоже, что он сам снял для нее это помещение, а тут вдруг заявил, что его приятель, хозяин квартиры, неожиданно вернулся из Мексики. Тогда она уложила чемодан и, так как ей некуда было податься, пошла в кино, а потом отправилась в отель. На следующий день она забрала свои остальные вещи и выехала в Клакстон.

Его лицо было очень серьезно, он явно сочувствовал мне.

- Я очень сожалею. Представляю, каким потрясением явилось для вас все это. После таких показаний полиция должна была задержать ее. Ее доставят сюда поездом - скорее всего уже сегодня вечером. Если она пожелает увидеться с вами, вы, разумеется, можете ее посетить.

- То есть… Эго значит, что она арестована?

Трэнт встал и протянул мне руку. Он всегда делал это в наименее подходящий момент. Внезапно я ощутил ненависть к нему за то, что он не хочет поступать так, как пристало настоящему полицейскому, за его ничем не объяснимое сочувствие, за то, что он никогда не использует свои преимущества… и даже за обыкновение становиться скорее на сторону клиента, чем на свою собственную. Ведь я реагировал на происходящее так, что у него нашлась бы тысяча причин догадаться, как глубоко я потрясен. Любой другой полицейский тут же начал бы меня допрашивать. Но не Трэнт. Этот человек не может поступать обычно и просто.

- Я немедленно дам вам знать, как только ее привезут. Я вам позвоню. Вы будете дома?

В этот вечер я должен был быть с Бетси на обеде у Коллингхемов, но я решил как-нибудь от этого открутиться.

- Да, - сказал я. - Я буду дома.

Трэнт снова улыбнулся мне.

- На вашем месте я не принимал бы так близко к сердцу все это. Ведь случается же и так, что кто-нибудь идет в кино один. Может быть, она действительно сказала правду. И если она сможет представить алиби, то, разумеется, будет немедленно освобождена.

Если сможет представить алиби! Это что, умышленно брошенный вызов? Может быть, он знает больше, чем говорит? Я чувствовал, что не в состоянии раскусить его. Постепенно я все глубже осознавал мое собственное положение. Оно было много хуже, чем мне показалось вначале. Потому что Анжелика, желая спасти меня, должна была принести в жертву себя. Единственное, что могло бы спасти ее, это алиби. Но одновременно ее алиби было гибелью для меня.

Лейтенант Трэнт продолжал протягивать мне руку. Я взглянул на нее и подумал, что должен немедленно сказать ему всю правду. Я не мог позволить Анжелике идти на столь безумный риск. Если я ему сейчас не скажу все, я все равно не смогу с этим жить…

Я уже открыл рот, но прежде чем я успел вымолвить слово, Трэнт сказал:

- Значит, я вам позвоню. Думаю, что это будет около десяти вечера.

Затем он сделал движение рукой в сторону двери, давая мне тем самым понять, что наш разговор закончен.

Итак, я ничего не сказал Трэнту. Возвращаясь на такси домой, я размышлял над этим и уговаривал себя, что я в какой-то мере реабилитирован. Признаюсь со стыдом, что я начал придумывать причины, оправдывающие мое молчание. В конце концов это была идея Анжелики, а не моя. Она должна сама подтвердить свое алиби, связанное с кино, а со мной это не имеет ничего общего. Было бы бессмысленной глупостью с моей стороны, если бы я сейчас опроверг ее версию и дал совсем иные показания. Во всяком случае до этого я должен с ней посоветоваться. Я знал, что она невиновна, а ведь я старался убедить себя в этом - людей не карают за преступления, которые они не совершили. Трэнт за несколько дней наверняка найдет настоящего убийцу и освободит Анжелику. Если она сочла уместным защищать меня, человека, которому есть что терять, то у меня должно хватить здравого смысла, чтобы принять эту жертву и идти собственным путем.

И мне почти удалось убедить себя, так что, когда я входил в свою квартиру, совесть уже почти перестала меня мучить. В будущем - может быть, даже в недалеком будущем - я должен буду сделать какой-то решающий шаг, но в данный момент мне не остается ничего иного, как ждать. Я должен рассказать Бетси об аресте Анжелики - все равно пресса будет писать об этом. Но ничего, кроме этого. Все будет хорошо, пока я не дам волю своим нервам, а ведь я чуть не сломался там, у Трэнта.

Бетси переодевалась в спальне к ужину у Си Джей. Когда я рассказал ей об Анжелике, на ее лице отразилось искреннее изумление. Мои усилия, направленные на то, чтобы полностью исключить в разговорах с ней этот период моей жизни, явно были успешными: прошло немало времени, прежде чем Бетси наконец поняла, что речь идет о той Анжелике, об Анжелике, которая, по ее мнению, до сих пор находилась в Европе.

- Но если Джейми был знаком с Анжеликой и знал, что она в Нью-Йорке, то почему он никогда не говорил нам об этом?

- Мне кажется, что она потребовала от него такого обещания. Бетси, сегодня вечерам ее должны привезти в Нью-Йорк. Трэнт сказал, что я могу увидеться с ней, если захочу. Я полагаю, что должен это сделать. Тебе не будет очень неприятно, если ты пойдешь на ужин без меня?

- Ну конечно же, Билл, я пойду одна… И мне кажется, будет лучше, если мы скажем об этом папе, прежде чем сам прочтет в газетах. Он и так будет взбешен из-за того, что все узнают, что она была когда-то твоей женой.

Какое- то время она внимательно смотрела на меня, а потом спросила:

- Билл… это она его убила?

- Не спрашивай меня об этом, Бетси…

- Ах, ну зачем эта женщина вернулась сюда! Почему она должна всегда все портить! Почему не могла… О, прости меня, Билл, она прежде всего несчастная женщина, и ты должен сделать для нее все, что в твоих силах.