— Нет, я самый настоящий русский полковник. Но в отставке.

— Это хорошо, что полковник в отставке! — повеселел Кузьма. — Значит, мы почти ровня! Я тоже когда-то был казацкого войска полковник, был, да весь вышел! Сам себя уволил в отставку! По молодости, по глупости участвовал в пугачевском бунте, за это высочайшим указом заочно приговорен к смертной казни. Слава Богу, конь подо мною был добрый, и в последнем бою у Черного Яра вынес из окружения царевых войск. Затем я ушел в киргиз-кайсацкие пески и вдоль соленого озера Каспия добрался к басурманам в Персию. Начались долгие скитания, полон, рабство, но все едино — не плаха. Тот бунт мне дорого обошелся, теперь ни кола ни двора, ни семьи, и дорога в Россию навеки заказана. Как и Ипполит, жду смерти Екатерины, авось новый император помилует в ознаменование восшествия на престол. Что слышно о здравии императрицы?

— Не знаю ничего об этом, давно из России, — ответил, смутившись, Сергей. — Я в этих морях больше года скитаюсь, но уверен в том, что здоровье Екатерины ухудшается с каждым днем.

— Эх, прибери ее, Господи, — вздохнул казак и перекрестился. — И поскорее.

— Кузьма, а ведь про тот ваш последний бой народ песню сложил. Могу спеть, если хочешь, — предложил Серж.

— Спой, сделай одолжение, мил человек! — обрадовался Худойконь.

Серж откашлялся и запел свою любимую песню про то, как под Черным Яром ехали казаки, сорок тысяч лошадей.

Худойконь с наслаждением выслушал ее до самого конца, вздохнул и повторил:

— Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить… Спасибо, дорогой! Надо запомнить слова.

К этому времени окончательно рассвело. Новые друзья немного помолчали, а затем принялись следить за продвижением товарищей к берегу. Грести им было еще довольно долго. Остров в легкой дымке тумана просматривался плохо, поэтому надо было чем-то себя занять.

— Давай очистим палубу от трупов, — предложил Сергей. — Скоро солнце взойдет, начнет припекать — покойнички завоняют.

— Дело говоришь. Молодец, полковник! — обрадовался казак. — Заодно и оружие соберем, пересчитаем, авось пригодится еще.

Ничто так не сближает людей, как общее дело. Вскоре все трупы пиратов оказались выброшенными за борт, пирамиды из ружей и штабель из пистолетов и сабель росли на глазах, а новые знакомые начали проникаться доверием друг к другу. Когда на корабле остался только один труп, который следовало перенести из вонючего гальюна, работнички решили сделать передышку. Заниматься помощником боцмана, обильно испачканным понятно .чем, обоим не хотелось. Поэтому, управившись с основной работой, они уселись на юте и начали по очереди следить в подзорную трубу за деятельностью разведдозора.

Ипполит и юнга осторожно подошли к входу в пещеру, заглянули внутрь и вернулись обратно к лодке. Они погрузили в нее свои пожитки, инструмент, оружие и поплыли к кораблю. Спустя час дед и юнга пристали к борту корвета.

— Ох, умаялся я сегодня на веслах работать, — пробубнил старый ротмистр, переводя дух и вытирая пот. — Теперь, молодежь, ваш черед на остров плыть!

Кузьма принялся доказывать, что они, находясь на корабле, дурака не валяли, навели порядок на палубе, выбросили трупы за борт, работали до седьмого пота.

При последних словах казака Ипполит внезапно выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в направлении атамана. Кузьма Худойконь присел от неожиданности, а остальные в ужасе посмотрели на старика.

— Ты что творишь, старый дурень? — заорал Худойконь.

— Не убивай его, Ипполит! — схватил ротмистра за руку Сергей. — Я ему верю. Атаман нормальный мужик, мы с ним найдем общий язык.

Дед подул в ствол и вернул пистолет на место, за кушак.

— Чудаки! Я и не думал палить в Кузю. Нам Худойконь еще пригодится! Тем паче другого коня у нас нет. Вы лучше посмотрите, что у вас за спиной деется! — сердито выкрикнул ротмистр.

Новоиспеченные приятели обернулись и замерли, потрясенные увиденным. Воцарилась тишина. Сзади стоял, держась одной рукой за мачту, а другой за простреленную грудь, одноглазый пират. У ног головореза лежал пистолет, вероятно выпавший из его руки. К счастью, душегуб не успел им воспользоваться.

— Я же говорил, что Кривой Хуан необычайно живучий! — первым нарушил тишину казак. — Надо было его добить выстрелом в голову, а юнга, наверное, лишь зацепил череп пулей.

С этими словами Худойконь подошел к помощнику боцмана, добил его, проткнув клинком на всякий случай, и за шиворот камзола подтащил к борту.

— Как воняет! Хорошо, что доставать не пришлось, сам пришел! А ну, братцы, подсобите, больно тяжел, вражина! — попросил Худойконь.

Общими усилиями тело перетащили через поручни и отправили на корм акулам. Старый ротмистр в сердцах плюнул ему вслед.

— А ведь вполне мог этот варнак сократить численность нашего отряда! — пробурчал сердито старый ротмистр. — Повезло, что я смотрел в его сторону, когда он выбрался из гальюна, — все закивали, соглашаясь, а дед никак не успокаивался и продолжал бурчать: — Это последний ходячий труп или еще кто-то восстанет из мертвых? Никого больше не пропустили, разгильдяи? А про темнокожих пиратских подстилок не забыли? Отправили их в море рыб кормить?

Сергей удивленно посмотрел на старика и заявил:

— Ты что, женоненавистник? Баб-то за что торить? Ты ведь недавно о них грезил!

— Действительно, они могут и нам сгодиться, — воскликнул Гийом. — Будем считать это частью трофеев.

Ипполит сперва прыснул в кулак, затем рассмеялся громко и сквозь хохот произнес:

— Да я просто шуткую! В нашем хозяйстве и самые страшные туземки к делу сгодятся. Здесь даже черномазые аборигенки кажутся настоящими королевами. Помоем, почистим, приоденем, будут выглядеть как настоящие княгини.

Мужчины принялись отпускать в адрес пленниц сальные шуточки и наперебой заговорили, не стесняясь в выражениях.

Дед обругал всех шелудивыми кобелями, задумчиво посмотрел на лежащих возле мачты девиц и направился к ним с кортиком наголо. Лица девиц исказила гримаса неподдельного ужаса. Старик, конечно, никого резать не собирался, он просто подумал, что девки лежат уже который час связанными, не напоены, не накормлены, и решил им помочь. Как только приступ ужаса прошел, туземки сразу же принялись жадно пить воду из стоявшей на полу миски, а затем стали благодарно целовать руки своему спасителю. Смущенный ротмистр одернул руки и, продолжая ворчать себе под нос ругательства, пошел на камбуз. Вскоре он вернулся оттуда и принес несколько лепешек и кусков солонины, половину отдал девицам, а половину — своим товарищам.

Мужчины вспомнили, что со вчерашнего дня тоже ничего не ели, и с аппетитом начали уплетать угощение. Кузьма покосился на стоящий у борта полупустой бочонок с вином, но Ипполит погрозил ему кулаком, и казак, недовольно что-то пробурчав по-испански, сжевал мясо и лепешку, запивая их затхлой водой.

Когда с едой было покончено, старый ротмистр снова принялся допрашивать казака.

— Кузьма! Докладывай, как ты тут очутился? — с подозрением спросил Степанов. — Ведь ты был матросом на флагманском корабле Барбозы. Что потом приключилось с тобой, Худойконь?

Услышав еще раз смешную фамилии казака, произнесенную с таким выражением, Серж не удержался и громко прыснул. Еще бы, ну и фамилия досталась человеку. Добро бы Резвыйконь, Добрыйконь или Буйныйконь, а то — худой!

— Не смейся, ваше сиятельство! Повторяю, я происхожу из старинной казацкой фамилии. Мой прапрадед был сподвижником Ермака, а я — последний мужик в нашем роду. Боюсь, на мне оборвется казацкая линия.

— Не обижайся, чудная фамилия, вот и смеюсь, — примирительно сказал Серж.

— Наша фамилия пошла от клички, которую пращуру Федору дал Ермак Тимофеевич! У него после зимовки на Тоболе под седлом была самая исхудалая кляча. Ермак пошутил, мол, Федька худ и конь худой, неизвестно, кто кого первым съесть сумеет. Предок мой коня не съел, а атаман все шутковал и шутковал. Мол, идут двое: Федька, худой, как конь, и худой конь Федьки. Федоров в ватаге было четверо, чтобы их различать, в ход пошли прозвища. Так и прилипло к нему на всю жизнь — Федор Худойконь. Постепенно прозвище стало нашей фамилией.