Отдел милиции располагался на тихой, малолюдной улице, во дворе старого и массивного дома, как видно не тронутого землетрясением. У ворот стояли машины и мотоциклы.
Сергей прошел через двор, миновал дежурную часть и в одном из кабинетов отыскал Лерова.
Распаренный от жары, тот сидел в одной рубашке с закатанными рукавами, повесив пиджак на спинку стула за собой, и беседовал с незнакомым капитаном милиции, подтянутым, в форменном кителе, с галстуком, на смуглом его лице не было видно и капельки пота.
Когда Сергей зашел, оба встали, и капитан представился:
— Старший инспектор уголовного розыска Расулов.
— Мы тут обдумываем, Сергей Павлович, как к этому адресу подобраться, — сказал Леров и указал на отчеркнутую строчку в длинном списке, лежавшем перед ним, потом тыльной стороной ладони вытер мокрый лоб и добавил, словно оправдываясь: — Очень сегодня жарко.
— Ну, давайте обдумывать вместе, — предложил Сергей.
Пока они беседовали, в комнату то и дело заглядывали сотрудники. Они знакомились с Сергеем, и при этом каждый стремился чем-то заинтересовать его в своей работе, обратить внимание на что-то, пожаловаться на какую-нибудь неурядицу, чем-то прихвастнуть. Это были разные люди, и по-разному они себя вели, встречаясь с приехавшим из Москвы коллегой.
Один сотрудник рассказал, как раскрыл недавно хитрую магазинную кражу, такую хитрую, что никогда еще, наверное, никому не встречалась. Другой упомянул о группе подростков, арестованных за дерзкое хулиганство, и возмущался невниманием окружающих взрослых: ведь давно уже было видно, что с ребятами этими что-то неладно. Третий сотрудник утверждал, что известный приказ за номером таким-то в их условиях выполнить очень трудно, тут нужны коррективы, и стал деловито, напористо перечислять их, загибая пальцы. А один молодой, застенчивый лейтенант, поддавшись общему настроению, вдруг сказал, что вчера арестованная за спекуляцию девушка попыталась переслать письмо и он его задержал. Но это такое письмо, что просто жалко, если оно не дойдет.
Сергей, улыбнувшись, спросил, где же это письмо.
— А вот, — ответил лейтенант и достал из планшета мятый, сложенный вчетверо листок.
Сергей, пробежав Глазами первые фразы, собрался уже было вернуть письмо, как вдруг одно неожиданное слово привлекло его внимание и уже с нарастающим интересом он продолжал вчитываться в неровные, бегущие вкось строчки. Сергей читал:
«Здравствуй, дорогой!
Ты так и не пришел в тот раз и не написал. Но я все, поняла. Что ж, разве имеет значение, кто первый напишет последнее письмо. Я буду посмелее тебя и напишу. Я отлично поняла, что больше тебе не нужна. Но меня это уже не волнует. Я теперь поняла, что такое твои друзья, твоя родня и ты сам. Разве вы можете ценить просто любовь? Вам понятно только слово „деньги“. А когда денег нет, у вас в душе ничего не остается. Вот теперь я тоже стала такой. И за тебя, за других я сидеть не буду. Я вам всем отомщу за свою пропавшую жизнь. Я знаю, мне будет плохо. Но зато я один раз за все отвечу и всю жизнь потом буду честно жить. А быть с вами — это значит всю жизнь прятаться и бояться. Не хочу. А тебе большое спасибо за любовь, которую ты мне подарил. Посылаю последний раз мое фото. Если не надо, вышли назад моей маме, ты ее адрес знаешь. И еще вышли наше фото, где мы вместе. А то во время обыска у меня его забрали. Сделай, пожалуйста, последнее одолжение. Ну, вот и все. Я тебе честно все написала. Так что теперь все. Целую тебя крепко в последний раз. Прощай, моя радость, мое солнышко, мое золото. Вряд ли удастся еще раз нам встретиться.
Сергей отложил письмо и спросил:
— По какому адресу она хотела его отправить?
— Не знаю, — смущенно ответил молодой лейтенант. — Она не успела его написать. И назвать отказывается.
— За что арестована?
— За спекуляцию. Кофточки, кажется. Дело у следователя.
— Та-ак…
Сергей задумался. Потом снова пробежал письмо.
— Она одна проходит по делу?
— Одна. И все время плачет. Вообще девчонка, по-моему, неиспорченная.
— Как ее фамилия?
— Сокольская. Мила или Лина… не помню сейчас.
— Откуда же у нее фотография, которую она послать хотела?
— Спрятала. Обыскали ее плохо.
— Эта фотография у вас?
— Так точно.
Маленькая, для паспорта изготовленная фотография пошла по рукам. Миловидная девушка с пушистыми волосами смотрела оттуда напряженно и послушно, прямо перед собой, как ей велел, наверное, фотограф. Снимок нужен был для документа, и улыбаться или повернуть голову не полагалось.
Когда фотография дошла до Лерова, он смотрел на нее особенно долго и наконец как-то неуверенно передал соседу.
— Где-то я ее все-таки видел, — пробормотал он.
Сергей внимательно посмотрел на него:
— Попробуйте вспомнить, Гоша.
В это время один из сотрудников заглянул в список, лежавший на столе, и указал на подчеркнутый там адрес.
— Знаю я этого деятеля, — сказал он. — Мой участок. Дом четырнадцать, это точно.
— И «Правду Востока» получает, — добавил капитан Расулов. — Нам его проверить надо.
Все снова вернулись к списку, шумно обсуждая возникшую задачу. Каждый предлагал свой план проверки. Только Леров время от времени потирал широкий лоб, и взгляд его на миг становился отсутствующим.
В конце концов удалось выработать осторожный и вполне надежный план проверки подозрительного жильца дома номер четырнадцать. Леров и Расулов немедленно принялись за его реализацию.
Сергей вернулся в управление. Там его уже поджидал Вальков.
— Звонили с междугородной, — сообщил он. — Мы просили их зафиксировать, если кто-нибудь будет звонить в Борек Семенову или Стуковой. Дали их номера телефонов. Так вот, какой-то гражданин второй раз сегодня вызывает с переговорного пункта Стукову, а до этого, рано утром, вызывал Семенова.
— Он и сейчас там?
— Именно.
— Поехали!
Уже в машине Сергей досадливо сказал!
— Они должны были сообщить нам сразу, еще утром.
— Скажи спасибо, что сейчас сообщили, — махнул рукой Вальков. — Знаешь, что у них там творится?
Они приехали на переговорный пункт.
В зале было полно людей. Одни сидели на длинных скамьях или бесцельно и нетерпеливо расхаживали в узких проходах между ними, дожидаясь вызова в какую-нибудь из кабин, стоявших вдоль стен. Многие толпились возле барьера, где принимали заказы. Время от времени гул голосов, наполнявший зал, вдруг покрывал мощный голос динамика: кто-то из ожидавших вызова приглашался в кабину.
— Кстати, здесь работает жена Гусева, — сказал Вальков.
— Да? Это может оказаться очень кстати.
— Только она сейчас, наверное, в отпуске, — добавил Вальков, направляясь к барьеру, за которым сидели телефонистки. — У нее ребенок грудной еще.
Они с трудом пробрались к самому барьеру, и Вальков спросил:
— Девушка, где у вас тут старшая?
— Вон там, видите?
Через минуту они оба были уже в маленькой, тесной комнате, уставленной телефонными аппаратами, и пожилая худощавая женщина в очках, положив на край пепельницы дымящуюся сигарету со следами помады на мундштуке, раздраженно сказала:
— Добавляете нам работы. Мои девушки и так еле справляются. Одна болеет, другая рожает, третья за ребенком ухаживает или за мужем. Голова от них лопается. Сейчас его вызовут в кабину. — Она сняла одну из трубок: — Гусева! Вызовите того гражданина для разговора с Борском… Неважно. Какая кабина?… Хорошо.
Она резко бросила трубку и сказала Валькову:
— Идите. Сейчас его вызовут в пятую кабину.
Сергей и Вальков вышли в зал.
— Слышал? — спросил Сергей. — Она, оказывается, работает.
— Видимо, да, — равнодушно подтвердил Вальков.
В этот момент ожил динамик под потолком и, покрывая все голоса, объявил:
— Гражданин Борисов, зайдите в пятую кабину… — И через минуту снова повторил: — Гражданин Борисов…