Через несколько километров мы обнаружили группу деревьев, устраивающую нас. В красном ящике, как оказалось, было не только пиво, но и фрукты, и бутерброды.
Я решил пока не есть. Мне вполне хватало пива.
Мои приятели расположились так, как будто мы находились на обычном пикнике. Видимо, они решили, что у каждого нормального зверя сейчас сиеста, и распахнули двери.
Нам не встретился ни один автомобиль; по-видимому, все нормальные люди отдыхали. Эван, ясное дело, не обращал внимания на жару, а Конрад волей-неволей должен был равняться на начальство.
«Почему вы меня искали?» – написал я.
– Нам все время не хватало чего-нибудь из вещей, что остались в твоей машине. Это нам здорово мешало. Наконец, мы позвонили в «Игуану», чтобы сказать тебе, какой ты эгоист и какую свинью нам подложил.
– Нам сказали, что ты еще не вернулся, – подхватил Конрад. – Что, насколько им известно, ты поехал на несколько дней в Парк Крюгера.
– Мы ничего не могли понять, – перебил его Эван. – А тут еще твоя записка.
– Какая записка? – хотел воскликнуть я, но связки не позволили, и я написал эти слова.
– Записка, – сказал Эван, – что ты уехал в Иоганнесбург.
«Я ее не писал».
Эван перестал жевать бутерброд. Выглядело это как стоп-кадр.
– Ежу понятно, что ты не писал ее, мы дали себя провести. Там была одна фраза большими печатными буквами: УЕХАЛ В ИОГАННЕСБУРГ. ЛИНК. Мы решили, что это хамство и черная неблагодарность. Смотаться втихаря на рассвете, увезти половину съемочной аппаратуры.
«Каюсь», – написал я. Конрад расхохотался.
– Мы звонили еще, – сказал Эван. – Например, ван Хурену.
«А Дэну?» – написал я.
– Нет, – ответил Эван. – О нем мы не подумали.
И потом, мы не знали, где его искать. – Он откусил большой кусок бутерброда. – Нас взбесило то, что ты смотался без предупреждения, и только вчера мы сообразили, что ты мог заблудиться и поэтому тебя нет в Иоганнесбурге. Для проверки мы позвонили администратору в Сатаре, чтобы он узнал в Нумби, когда ты в пятницу выехал за ворота. Они посмотрели списки и ответили, что духу твоего у них не было.
– Мы и Хаагнеру звонили, дорогуша, – сказал Конрад. – Мы сказали ему что и как, но он особо не беспокоился. Сказал, что куча народу проезжает Нумби без всяких документов. Наверное, мистер Линкольн сказал, что господа Пентлоу и Конрад остались и что они заплатят по счету. Стражи порядка позвонили в Скукузу и пропустили мистера Линкольна. Еще он сказал, что ты не мог заблудиться, потому что ты серьезный человек. Только дураки ищут приключения, едут туда, куда запрещено. Если у такого испортится машина, ему конец, сказал он.
Они открыли банки с пивом и обильно запивали свои бутерброды. Я отхлебывал из стаканчика.
– Мы заплатили за тебя в Скукузе, старина, – с упреком сказал Эван. – И за разбитое окно тоже.
Я снова взялся за авторучку.
– Господи! – воскликнул Эван. – Значит, это Дэн разбил стекло!
«Да, пожалуй, – подумал я. – Дверь была заперта».
– А еще мы нашли отличное стадо слонов, – сказал Конрад. – Может быть, и сегодня нам повезет.
* * *
В Сатаре я попросил выключить кондиционер, теперь мне было холодно. Я боялся, что вновь начнутся судороги... Я лежал под тремя одеялами, и меня била дрожь.
– Знаешь что, – сказал Эван, – может, мы снимем с тебя эти вонючие тряпки? Ты грязный, как свинья.
– Может быть, тебе умыться? – сказал Конрад.
Эван заткнул нос.
– Тогда извини, мы не будем здесь спать.
Конрад принес бутылку молока и банку куриного бульона. Нечем было заесть, поэтому они смешивали его с молоком. Я понемногу пил эту смесь.
Итак, – сказал Эван, – займемся нашим планом.
– Дэн живет в отеле «Ваал Мажестик»...
О мое горе, о моя речь!
– Что ты сказал? Слава богу, к тебе возвращается голос, но я ничего не понял.
Я написал, что делать и как.
– Позвоните ему утром, – захрипел я, но Эван сказал:
– Лучше пиши. Так будет быстрее. «Позвоните ему утром, – писал я, – и скажите, что беспокоитесь, что я исчез, а в моей машине часть снаряжения Конрада. Скажите еще, что я прихватил с собой авторучку Конрада, а он ею очень дорожит. И один из блокнотов Эвана с важными заметками. Скажите ему, что я говорил, что кто-то покушается на мою жизнь».
– Ты уверен, что этого будет достаточно? – спросил Эван.
«Если бы ты был преступником и знал, что у жертвы есть перо и бумага»...
– Пожалуй, да.
«Правильно».
– А что потом, дорогуша?
«Квентину ван Хурену. Скажите ему, где и в каком состоянии вы меня нашли. Можете прочитать ему мои записи. Скажите, что мы готовим ловушку, пусть подключит, полицию. Он знает, как это сделать».
Эван с присущей ему энергией вскочил с кресла и, прихватив свои и мои записи, понесся в главный домик.
Конрад закурил сигару – наверное, для того, чтобы заглушить другой, более противный запах.
– За твое спасение благодари Эвана, дорогуша, – сказал он, помолчав. – Ты знаешь, как он носится со своими идеями. Мы мотались по самым заброшенным дорогам. Я злился, считал, что все это без толку... Но мы нашли тебя...
– Кто... – произнес я, – рассказал Дэну про эту сцену из фильма?
Конрад пожал плечами. Было видно, что он чувствует себя виноватым.
– Может быть тогда, в Гермистоне. Они все расспрашивали меня о твоем новом фильме... Ван Хурены, Уэнкинс, Дэн...
«Уэнкинс мог видеть, – подумал я, – он занимался рекламой этой картины».
– Дорогуша, – после долгого молчания сказал Конрад. – Твой грим в картине был абсолютно неудачным, я бы не сказал сейчас, что ты выглядишь красавцем.
– Спасибо.
– Хочешь еще бульону?
* * *
Эвана не было довольно долго.
– Ван Хурен просил перезвонить попозже. Он страшно расстроился, не мог разговаривать. Сказал, что подумает, что можно предпринять. И еще. Он спрашивает, почему ты думаешь, что Уэнкинс был сообщником Дэна.
Уэнкинс... – произнес я, но Эван меня перебил:
– Пиши, – сказал он. – Ты хрипишь, как больная ворона.
«Уэнкинс подсунул мне испорченный микрофон. Он рассчитывал на то, что меня слегка ударит, это попадет в газеты, а попутно и сообщение о премьере. Я уверен, что идея принадлежала Дэну. Но когда Катя чуть не погибла, Уэнкинс перепугался. Я видел, как он потом дрожал у телефона. Я думал, что он звонит в контору, но теперь уверен, что он рассказывал Дэну, что случилось».