– Это Саймон, – сказал я удрученно. – Саймон...

Билли улыбнулся холодной, ужасной улыбкой. Времени больше не было. Оно измерялось расстоянием от его револьвера до моей головы, от его зажигалки до моих залитых бензином ног и канистры рядом. Билли ждал лишь одного: чтобы я докопался до Саймона.

Теперь его голод был почти утолен.

– Ну, – сказал он, и глаза его расширились. – Проси меня!

Я молчал.

– Проси! – неистово крикнул он. – Ты должен...

Но я отрицательно покачал головой. «Какой глупец, – подумал я о себе. – Глупец и безумец».

– Ну ладно, – сказал он срывающимся голосом. – Жаль, времени в обрез, а то бы ты попросил. Ты бы никуда не делся. Но раз нет, то что поделаешь.

Билли вдруг осекся. Казалось, он вдруг испугался не меньше моего – испугался того, что ему предстоит совершить. Он заколебался, вскинул револьвер, потом опустил. Но к нему быстро вернулось его беспощадное и злобное хладнокровие.

Он щелкнул зажигалкой. Взметнулся острый язычок пламени, ослепительный на фоне темноты. Билли замер на мгновение, рассчитывая, как бросить зажигалку так, чтобы я не перехватил ее в полете, но этой паузы мне хватило, чтобы нагнуться и швырнуть в него канистру. Крышка неожиданно отскочила, и бензин волной хлынул навстречу огню. У меня оставалась доля секунды, чтобы исчезнуть, пока не заполыхал весь мир.

Струя бензина со свистом вспыхнула и обрушилась огненным фонтаном на то место, где стояли я и Билли. Канистра взорвалась. Могила превратилась в полыхающую печь, и брызги бензина горели на холме свежевыкопанной земли, словно капли рома на огромном сливовом пудинге, пять галлонов обеспечили отменный фейерверк.

Я перекувырнулся через край могилы за мгновение до того, как она превратилась в крематорий. Каким-то чудом мои ноги не угодили в геенну огненную. О таком счастье я даже не мечтал.

Билли бежал и вопил. На нем загорелся пиджак – левый рукав и плечо. Он отчаянно пытался его сорвать, но не мог этого сделать, потому что не желал расстаться с револьвером. Я побежал за ним, готовый сражаться до последнего. Во что бы то ни стало мне надо было отобрать у него револьвер, но я заметил, как на бегу он его бросил и, шатаясь, побежал дальше, истошно вопя и в животном страхе обрывая пуговицы.

Когда я понял, чего избежал, меня стал бить озноб. Еле переставляя ноги, я кое-как добрался до места, где Билли бросил оружие. Револьвер было хорошо видно в отблесках пожара. На нем был тяжелый глушитель. Держать его было удобно.

Билли наконец удалось сбросить пиджак, который лежал и тлел в траве, а он, шатаясь, бежал к ангару и звал Альфа.

Я двинулся за ним следом.

В ангаре Альфа не было.

Когда я вошел в ангар, Билли стоял спиной ко мне там, где раньше был «Ситроен». Он все еще выл в голос. Я вошел и закрыл за собой дверь. Билли обернулся. Левый рукав его рубашки прогорел до дыр, и под ним виднелась красная, лоснящаяся кожа. Билли стоял, смотрел на меня и не верил своим глазам. Рот его закрылся чуть ли не со щелчком, и он все равно позволил себе нагло улыбнуться.

– Ты не выстрелишь, – сказал он, тяжело дыша.

– Дети графов умеют стрелять, – напомнил я ему.

– Только в птиц, – презрительно бросил он. – У тебя кишка тонка.

– Ошибаешься, Билли. Ты ошибался на мой счет с самого начала.

В его глазах вдруг появилось сомнение. Он стал озираться в поисках выхода. Я видел, как напряглись его мускулы – он готовился к прыжку. И тогда я выстрелил.

Я убил его наповал.