Удар попал в цель. Ему сейчас только не хватало, чтобы школьные соученики его подкалывали.

– Вы уже бывали там, куда сейчас направляетесь? – продолжал я.

– Нет, – отвечал он, глядя в сторону.

– А вы знаете язык?

– Учу.

– Что они вам предложили?

К нему вернулось прежнее самодовольство.

– Мне предложили квартиру, машину и гораздо более высокий оклад, чем сейчас. Разумеется, я буду одним из ведущих консультантов.

– Разумеется, – сухо сказал я.

Он впервые бросил на меня взгляд. Очень неодобрительный.

– Я буду помогать интерпретировать... британский образ жизни. Я горжусь тем, что по-своему стану вносить вклад в улучшение взаимопонимания между двумя великими народами и установление более плодотворного сотрудничества.

Он говорил так, словно сам в это верил. Да уж, если он настолько самодоволен, то вряд ли изменит свое решение. Но Ярдман оставил ключи от замков на верстаке...

– Дома вас могут неправильно понять, – заметил я.

– Поначалу – да. Мне это говорили. Но со временем...

– Вы заблуждаетесь, – грубо перебил я его. – Они назовут вас предателем. Жалким, презренным изменником.

– Это неправда, – неуверенно сказал он.

– Вам нужен человек, который верно изложил бы вашу позицию, объяснил ваши резоны, с тем чтобы ваши бывшие коллеги могли испытывать к вам уважение, а также сожаление, что по достоинству не оценили в свое время ваши таланты.

Я, кажется, несколько увлекся, но Раус-Уилер поглядел на меня серьезно-задумчиво:

– Вы имеете в виду себя? Вы могли бы... представлять мои интересы?

– У меня не всегда такой грязный вид, – отозвался я. – Я имею определенное влияние на отцовских друзей, а мой дядя днюет и ночует в Реформ-клубе.

Раус-Уилер кивал, усваивая услышанное.

– Вовремя сказанное кому надо слово, – протянул он.

– А в результате признание... – предположил я.

– Ну, на это надеяться не приходится, – скромно отозвался он.

– Со временем почему бы и нет, – не унимался я.

– Вы действительно так считаете?

– Разумеется. Я был бы рад развеять дурные слухи, которые поползут после вашего... неожиданного ухода.

– Невероятно любезно с вашей стороны, – напыщенно произнес он.

– Но в данный момент я не совсем в состоянии... – напомнил я.

– М-да, – Раус-Уилер явно расстроился. – Пожалуй, что вы правы. – Он нахмурился. – Вы и впрямь могли бы оказать мне важную... я бы сказал, очень важную услугу.

– Что поделаешь, – равнодушно отозвался я. – Но ключи на верстаке. Так что решайте сами.

Он встал, посмотрел на меня, взял ключи. Подошел ко мне. Мое сердце бешено заколотилось в груди. Я изо всех сил старался выглядеть равнодушным. Тут он увидел рубильник и словно окаменел.

– Ярдман велел мне включить огни на полосе, если вы попробуете что-то предпринять. – Он поспешно положил ключи назад, словно они были раскаленными. В его голосе слышалось смятение. – Ярдман считает, что вам лучше остаться здесь. Согласитесь, мне вряд ли стоит начинать новую жизнь с поступка, идущего вразрез с указаниями друзей.

– Это указания Ярдмана.

Он немного пошевелил мозгами и сказал:

– Если я позволю вам вернуться в Англию, то этого не сможет сделать Ярдман. Его система транспортировки перестанет существовать. – Он ужаснулся при виде той пучины, в которую чуть было не ввергся. – У меня могут возникнуть осложнения.

Я промолчал. Номер не прошел. Я немножко пошевелил руками, пытаясь в подражание Гудини12 избавиться от цепей. Без толку. Через некоторое время я спросил Раус-Уилера:

– В каком отделе министерства финансов вы работали?

– Начальное финансирование.

– Что это означает?

– Субсидии.

– То есть именно ваш отдел решал, кто именно и в каком объеме получит государственные дотации?

– Совершенно верно.

– Строительство, наука, оборона...

– Да.

– И вам лично известно, какой проект находится в стадии одобрения?

– Да.

Вот, значит, почему он их заинтересовал. Тогда все понятно. После паузы я спросил:

– А что это за ультразвуковой прибор?

– Ультразвуковой?... Нет, это не британский проект, если вас это интересует.

– Насколько я понял, он испускает ультракороткие волны на частотах природных веществ...

– Так говорил Ярдман, – сухо признал Раус-Уилер.

– Но это означает, что с его помощью можно ломать предметы... как стекло.

– Не знаю, я не специалист, – по его тону было понятно, что его это совершенно не волнует.

Я мрачно уставился в пол, пытаясь понять, почему Раус-Уилер решился на измену. Разумеется, он человек самодовольный, обиженный невниманием и неспособный признать свои пределы. Но таких тысячи, и эти люди не продают свою страну за квартиру, машину и похлопывание по плечу.

Тут должно быть что-то еще. Какие-то иные, темные, потайные мотивы, не дававшие ему покоя. Но куда бы он ни уехал, он останется самим собой. Еще лет пять, и он почувствует себя столь же недовольным и обойденным. Никому не нужный, однажды использованный одушевленный предмет.

Как оказалось, мое будущее он видел в таких же мрачных тонах, что и я его.

– Вы думаете, – прокашлявшись, осведомился он, – Билли вас убьет?

– Что за детский вопрос? Посмотрите, как он обошелся с летчиками.

– Но он все время тянет...

– Приберегает конфетку на потом.

– Как вы можете так легкомысленно к этому относиться?! – воскликнул Раус-Уилер. – Ваше положение очень серьезно!

– Как и ваше. И я бы с вами не поменялся местами.

Он улыбнулся презрительно-недоверчиво, но что делать. Это и правда было так. Как говорил Саймон: никто не живет вечно, и, наверное, в восемьдесят лет умирать ничуть не легче, чем в двадцать шесть. А кроме того, размышлял я вполне в стиле викторианской мелодрамы, внутренне улыбаясь этому, есть уделы похуже смерти.

У ангара затормозил тяжелый грузовик или автофургон, и в помещение вошел водитель. Он был молод, как Джузеппе, холоден и быстр. Он посмотрел на меня без особого интереса и что-то быстро сказал по-итальянски Раус-Уилеру, но я понял лишь одно слово: «Брешиа».

Раус-Уилер выставил перед собой ладонь.