Кто-то может настаивать, что искупление себя самого стыдом — слишком лёгкое воздаяние всевозможным злодеям за всё то, что они творили и творят на Земле. Многие жаждут увидеть жестокое воздаяние злодеям, а по существу жаждут — окончательного добивания падших и изгнания их в абсолютное небытие.

Но тема милости к падшим — неотъемлемо свойственна всей памятной Русской культуре:

· Это и пушкинские слова «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал»;

· душу Тамары в лермонтовском “Демоне”, действительно соблазнённой демоном, ангел Божий всё равно не отдаёт демону, а уносит с собою [71] ;

· лесковский попик-забулдыга, который — вопреки догматическому запрету — молится о душах самоубийц, и как явствует из рассказа, Бог принимает его молитвы;

· и опера Н.А.Римского-Корсакова и В.И.Бельского “Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии”, в которой Феврония возится как с несмышлёным малым ребёнком с Гришкой Кутерьмой — средоточием почти всех возможных пороков: пьяницей, похабником, трусом, изменником и предателем — наводчиком завоевателей на город, оклеветавшем и её саму в совершении этого преступления.

Причём эта опера занимает особое место и в истории Русской культуры, и в истории России. Феврония в либретто оперы В.И.Бельского [72] — единобожница-язычница, стоящая вне официальной церкви (это будет видно далее из приводимого ниже фрагмента либретто). И она уверяет ставшего одержимым после предательства Гришку Кутерьму в том, что и он — не пропащая душа, даже после всего, что совершил, только бы тот искренне покаялся Богу. И это её неизменная позиция, выражаемая сквозь всё действие оперы вплоть до финала:

Князь Всеволод.

Ай-же ты невеста верная!

Время нам во церковь Божию,

Во церковь Божио, ко златy венцу.

Феврония (с ласковой просьбой).

Милый мой, жених желанный!

Там в лесу остался Гришенька;

Он душой и телом немощен,

Что ребёнок стал он разумом…

Как бы Гришеньку в сей град ввести?

Князь Юрий .

Не приспело время Гришино:

Сердце к свету в нём не просится.

Феврония .

Ах, хотя бы грамотку послать,

Утешенье Грише малое,

Меньшей братии благую весть!

Князь Юрий .

Что же? Фёдор грамоту напишет,

Отрок малый Грише донесёт:

Пусть по всей Руси поведает

Чудеса велики Божии.

Феврония (Поярку).

Ну, пиши. Чего же не сумею,

Люди добрые доскажут.

Поярок кладёт на точеные перила княжья крыльца длинный свиток и готовится писать. Феврония и князья около неё.

Феврония (подсказывая Поярку, что писать).

Гришенька, хоть слаб ты разумом.

А пишу тебе сердечному.

Поярок пишет.

Написал аль нет?

Поярок .

Написано.

Феврония .

В мёртвых не вменяй ты нас, мы живы:

Китеж град не пал, но токмо скрылся.

Мы живём в толико злачном месте,

Что и ум вместить никак не может.

Процветаем аки финики,

Аки крины благовонные;

Пенье слушаем сладчайшее

Сириново, Алконостово…

(князю Юрию)

Кто-же в град сей внидет, государь мой?

Князь Юрий (подсказывая писцу).

Всяк, кто ум не раздвоён имея,

Паче жизни в граде быть восхощет.

Феврония (продолжая послание).

Ну, прощай, не поминай нас лихом,

Дай Господь тебе покаяться!

Вот и знак: в ночи взгляни на небо,

Как столпы огнистые пылают.

Скажут: пaзори [73] играют… нет,

То восходит [74] праведных молитва.

(ко всем)

Так ли говорю я?

Народ.

Так, княгиня.

Феврония (снова Поярку).

Ино же к земли приникни ухом:

Звон услышишь благостный и чудный,

Словно свод небесный зазвенел

То во Китеже к заутрени звонят.

Написал, Феодор?

Поярок .

Написал.

Феврония (княжичу).

Ну, идём теперь, идём, мой милый!

Княжич Всеволод берёт Февронию за руку и ведёт в собор.

Народ (провожая их).

Здесь ни плача,

Ни болезни,

Сладость, сладость

Бесконечна,

Радость

Вечна…

Двери Успенского собора распахиваются, являя неизреченный свет.

На этом опера завершается. Но нравственно-мировоззренческий пролог к такому её завершению показан был ещё в первом действии:

Княжич Всеволод

…

Ты скажи-ка, красна девица, -

Ходишь ли молиться в церковь Божию?

Феврония .

Нет, ходить-то мне далёко, милый…

А и то: ведь Бог-то не везде ли?

Ты вот мыслишь: здесь пустое место,

Ан же нет — великая здесь церковь, -

Оглянися умными очами

(благоговейно, как бы видя себя в церкви).

День и ночь у нас служба воскресная,

Днём и ночью темьяны да ладаны;

Днём сияет нам солнышко (, солнышко) [75] ясное,

Ночью звёзды, как свечки, затеплятся.

День и ночь у нас пенье умильное,

Что на все голоса ликование, -

Птицы, звери, дыхание всякое

Воспевают прекрасен Господень свет.

“Тебе слава во век, небо светлое,

Богу Господу чуден высок престол!

Та же слава тебе, земля-матушка,

Ты для Бога подножие крепкое!”

Княжич Всеволод (смотрит на Февронию с изумлением).

Ай же ты, прекрасная девица!

Дивны мне твои простые речи,

Всё о радости, весельи красном.

Люди старые иначе молвят:

“Не зарись на радости земные,

На земле-то нам скорбеть, да плакать”.

И уйти бы мне в пустыню вовсе, -

Эх, да удаль-молодость помеха:

Просит молодецкого веселья.

Феврония (очень ласково и проникновенно, взяв его за руку и глядя в очи).

Милый, как без радости прожить,

Без веселья красного пробыть?

Посмотри: играют пташки все,

Веселится, скачет зверь рыскучий.

Верь, не та спасёная слеза,

Что с тоски-кручинушки течёт,

Только та спасёная слеза,

Что от Божьей радости росится, [76]

И греха мой, милый, ты не бойсь:

Всякого возлюбим, как он есть,

Тяжкий грешник, праведник-ли он;

В каждой душеньке краса Господня .

Всяк, кто стрелся [77] , того Бог прислал;