«Помещик, казалось хлопотал много о прочности. На конюшни, сараи и кухни были употреблены полновесные и толстые брёвна, определённые на вековое стояние. Деревенские избы мужиков тож срублены были на диво: не было кирчёных стен, резных узоров и прочих затей, но всё было пригнано плотно и как следует».
Да и в кооперативные игры, судя из его бесед с Чичиковым, Михаила Семёновича, в отличие от Ельцина, Лебедя и Зюганова, современным «составителям шахматных задач» вряд ли бы удалось вовлечь.
«— А прекрасный человек! — произнёс Чичиков.
— Кто такой? — сказал Собакевич, глядя на угол печи.
— Председатель.
— Ну, может быть, это вам так показалось: он только что масон, а такой дурак, какого свет не производил.
Чичиков немного озадачился таким отчасти резким определением, но потом поправившись, продолжал:
— Конечно, всякий человек не без слабостей, но зато губернатор какой превосходный человек!
— Губернатор превосходный человек?
— Да, не правда ли?
— Первый разбойник в мире!
— Как, губернатор разбойник? — сказал Чичиков и совершенно не мог понять, как губернатор мог попасть в разбойники. — Признаюсь, этого я бы никак не подумал, — продолжал он. — Но позвольте, однако же, заметить: поступки его совершенно не такие, напротив, скорее даже мягкости в нём много. — Тут он привёл в доказательство даже кошельки, вышитые его собственными руками, и отозвался с похвалой об ласковом выражении лица его.
— И лицо разбойничье! — сказал Собакевич. — Дайте ему только нож да выпустите его на большую дорогу — зарежет, за копейку зарежет! Он да ещё вице-губернатор — это Гога и Магога!»
По сути Михаил Семёнович воспользовался библейскими персонажами для доказательства грабительской сущности действующей власти, отождествив тем самым эту власть с разбойничьей библейской властью.
«— Впрочем, что до меня, — сказал он (по контексту поэмы — Чичиков), мне, признаюсь, более всего нравится полицмейстер. Какой-то этакой характер прямой, открытый; в лице видно что-то простосердечное.
— Мошенник! — сказал Собакевич очень хладнокровно, — продаст, обманет. Да ещё и пообедает с вами! Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».
Характеристикой городской власти — «христопродавцы» Михаил Семёнович размежевался и с исторически сложившимся христианством, которое, в отличие от Иуды, продавшего Христа де-факто 20 веков назад, уже 17 веков продаёт его де-юре, то есть пытается доказать всему обществу, что для этого есть законные основания.
И хотя трое современных персонажей — тоже мастера по части резких оценок, но это также из области внешнего сходства с Михаилом Семёновичем. Резкие оценки своих политических противников ни Ельцина, ни Зюганова, ни Лебедя не избавили их от роли пешек в шахматной игре на кооперативный мат. Собакевича же в роли пешки в любой игре представить сложно. Но это внутреннее содержание любой политической фигуры, которое толпе как правило неинтересно: ей подавай внешнее сходство с образом героя.
Да, слава к прихоти вольна,
Как огненный язык, она
По избранным главам летает,
С одной сегодня исчезает
И на другой уже видна.
За новизной бежать смиренно
Народ бессмысленный привык;
Но нам уж то чело священно,
Над коим вспыхнул сей язык.
«Герой», А.С.Пушкин.
Толпа — и есть «народ безсмысленный». Одна её часть бежала за Ельциным, другая — за Зюгановым, а третья, в случае разочарования в первом и втором, готова была бежать и возможно побежала бы за Лебедем, если бы «герой» не самоликвидировался. Получается, что у общества за 10 лет реформ не могло быть никакого общего вождя, хозяина-распорядителя страны: каждой части толпы была приготовлена своя пешка, внешне схожая с Собакевичем, оказывающаяся на поверку расхитителем. Все остальные фигуры, необходимые для игры на кооперативный мат либо на стороне чёрных, либо на стороне белых, также есть среди персонажей «Мертвых душ». Но поскольку у них нет даже внешнего сходства с Собакевичем, то шансов пройти в ферзи тоже не было.
«Ноздрёв был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится, то все-таки что-нибудь да будет такое, что с другим никак не будет: или нарежется в буфете таким образом, что только смеётся, или проврётся самым жестоким образом, так что наконец самому сделается совестно. И наврёт совершенно без всякой нужды».
В этом внешнем и внутреннем описании Ноздрёва легко можно узнать собирательный портрет Немцова и Жириновского вне зависимости от личностных разногласий, которые они с удовольствием демонстрируют публике.
«Один Бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть к ним следует примкнуть и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты его лица были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приёмах и оборотах было что-то заискивающее расположения и знакомства. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: “Какой приятный и добрый человек!” В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: “Чёрт знает что такое!” — и отойдёшь подальше; если же не отойдёшь, почувствуешь скуку смертельную».
А это — очень краткий и яркий портрет яблочного Явлинского.
Случайны ли такие совпадения? Откуда такое сходство, если Запад контролировал расстановку фигур в игре на кооперативный мат? Ответ прост: такое сходство возможно лишь потому, что Запад Гоголя не читает, а всё больше почитывает Достоевского. Известно, что даже Бушу младшему перед поездкой в Россию предложили почитать «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского, а не «Ревизора» Н.В.Гоголя, например. Бессознательно Запад не приемлет Гоголя, во-первых, потому, что считает его «антисемитом», а во-вторых, полагает, что многие сюжеты (в частности «Ревизор», «Мертвые души»), а следовательно и проблематику для освещения в литературе Гоголю рекомендовал А.С.Пушкин.
7. Как уже было сказано выше, сегодня ни одну публично демонстрируемую СМИ политическую группировку или партию Путин не устраивает. Неоднозначное отношение к нему и на Западе, поскольку два года стабилизации политической обстановки в России вызывает у истеблишмента США и Европы серьёзное беспокойство: развал СССР позволил Соединенным Штатам по крайней мере лет на 10 оттянуть свой собственный экономический кризис, а Международному Валютному Фонду — отодвинуть крушение мировой кредитно-финансовой системы.
В ХХI веке Глобальный предиктор сделал ставку на новый вид фашизма — интернационал-социализм, для достижения целей которого Путину в России, видимо, отведена роль фюрера. Фашизм национал-социалистического толка в России ещё мог бы состояться в начале ХХ века сразу после февральской буржуазной революции, если бы кто-либо из авторитетных генералов своевременно повесил А.Ф.Керенского и занялся бы государственным строительством. Если бы это произошло, то благодаря огромному интеллектуальному и экономическому потенциалу России, напугавший Европу германский фашизм был бы лишь его жалким подобием. Но в силу того, что Российская империя была многонациональной и многоконфессиональной державой, русский национал-социализм был задушен ещё в зародыше интернационал-социализмом троцкистов, который затем оказался частично вытеснен с политической арены сталинским большевизмом. Интернационал-социализм был частично вытеснен, но не уничтожен, ибо если бы он был уничтожен, то после ухода из жизни Сталина в принципе не состоялся бы троцкистский переворот Хрущёва.