Командующий Киевским округом пренебрежительно отзывался о румынских войсках, представших в самом плачевном состоянии, подверженных панике и продемонстрировавших «полное отсутствие боеспособности». Ему и в страшном сне не могло присниться, что всего через год абсолютно теми же словами придется характеризовать Красную Армию, под ударами вермахта гибнущую в бесчисленных котлах и стремительно откатывающуюся на восток.

Между тем советские войска тогда, в июне 40-го, выглядели немногим лучше румынских. Бессарабская помещица Ефросиния Антоновна Керсновская, русская по национальности, вскоре после воссоединения Бессарабии с СССР побывавшая в ГУЛАГе, так запомнила первые встречи с соотечественниками, пришедшими из-за Днестра: «По дороге через село проходили грязные, защитного цвета бронемашины, танкетки… То тут, то там стояли у обочины, и измазанные бойцы что-то починяли. Черные лужи смазочного масла виднелись на дорожной пыли. Одна машина вышла из строя против нашего дома. Из нее текло что-то черное, а парни, подталкивая друг друга локтями, хихикали и острили: „…как овечки: где стал, там и лужа…“. Они, шушукаясь, подталкивали уже немолодого мужичка, пока тот наконец не шагнул вперед и не спросил:

— Что же это вы, ребята? Только границу перешли и сразу на ремонт?

Механик буркнул сквозь зубы:

— Мы уже три месяца в походе (возможно, это как раз была часть, переброшенная с финского фронта. — Б.С.)…

За Сорокским мостом, на подъеме, метрах в 50-ти выше моста, под откосом лежала перевернутая автомашина. Рядом с нею — труп солдата, покрытый плащ-палаткой. Лицо под каской. На обочине сидел с унылым видом солдат с винтовкой.

— Как это случилось? — спросила я.

— Горы-то какие! Разве выдержат тормоза? Я удивилась: какие же это «горы»? Маленький уклон!» Разумеется, Жуков не мог нести никакой ответственности за низкую подготовку своих бойцов — он к тому времени командовал округом меньше двух недель. Беда, однако, заключалась в том, что и год спустя, в июне 41-го, когда Георгий Константинович и округом полгода покомандовал, и на посту начальника Генштаба почти такое же время пробыл, подготовка красноармейцев, в том числе и в Киевском округе, мало изменилась в лучшую сторону.

В конце своего пребывания в Киеве Жуков заменил начальника оперативного отдела штаба округа генерал-майора П.Н. Рубцова, с которым был хорошо знаком еще со времени своей службы в Москве в начале 30-х годов и даже дружил семьями. Рубцова сменил бывший преподаватель Академии Генерального штаба полковник И.Х. Баграмян. Вот что вспоминал Иван Христофорович об истории своего назначения: «…С Георгием Константиновичем Жуковым мы давно знакомы. В одно время оба командовали кавалерийскими полками, а в 1924-1925 годах вместе учились в Ленинграде, в Высшей кавалерийской школе… Вдруг прибывает в Москву за своей семьей мой товарищ генерал-майор Рубцов. Мы вместе учились в академии, а затем работали преподавателями…

— Ну как, где и что делаешь сейчас? — поинтересовался я.

— У Жукова, — ответил он с гордостью. — Начальником оперативного отдела.

— Эх, и везет же тебе! А мне вот никак не удается вырваться.

— Послушай, — загорелся Рубцов, — проси Георгия Константиновича. Поможет. Он же хорошо знает тебя. Одним словом, быстро пиши письмо, я передам ему лично.

На том и порешили. Письмо получилось кратким, в виде рапорта: «Вся армейская служба прошла в войсках, имею страстное желание возвратиться в строй… Согласен на любую должность»…

Дни отпуска промелькнули быстро. Однако и во время отдыха меня не покидала мысль: что ответит мне Жуков? Когда уже потерял надежду, поступила телеграмма. Генерал армии Жуков сообщал, что по его ходатайству нарком назначил меня в войска Киевского Особого военного округа. Мне предписывалось немедленно выехать в Киев.

В Москве, в Управлении кадров по начсоставу, я ознакомился с приказом наркома о назначении меня начальником оперативного отдела штаба 12-й армии…».

На следующий день Баграмян был уже в Киеве, где представился Жукову: «Внешне Георгий Константинович не очень-то изменился. Разве только стала чуть полнее его коренастая фигура, несколько поредели мягкие волнистые волосы, а черты лица стали еще резче, суровее.

Встреча с бывшим товарищем по учебе началась официально. Я держался строго по-уставному. Поблагодарил командующего за то, что быстро откликнулся на мою просьбу. Он, хмурясь, отмахнулся: «Ну ладно… Я сделал это не только для тебя, но и на пользу службе. Нам сейчас крайне нужны в войсках командиры с хорошей не только общевойсковой, но и оперативной подготовкой. Думаю, в своем выборе я не ошибся».

Когда от официальности встречи не осталось и следа и друзья начали вспоминать молодые годы в Ленинграде, Баграмян заикнулся о том, что хотел бы поскорее выехать к новому месту службы в штаб 12-й армии, располагавшийся в городе Станислав. Тут-то и выяснилось, что Жуков думал не только о пользе дела и перспективах служебного роста Ивана Христофоровича.

— Э, нет, — решительно возразил Георгий Константинович. — Придется повременить. В декабре состоится совещание руководящего состава Наркомата обороны и всех военных округов. Оно обещает быть широким по составу и важным по задачам… Нам известно, что сам Сталин примет в нем участие. Основной доклад об итогах боевой и оперативной подготовки за истекший год сделает начальник Генерального штаба. Содокладчики — генерал-инспектор пехоты, начальники Управления боевой подготовки и Автобронетанкового управления, генерал-инспектор артиллерии. По вопросам оперативного искусства и тактики выступят некоторые командующие округами. На меня возложен доклад по основному вопросу — «О характере современной наступательной операции». Ты, насколько я знаю, четыре года провел в стенах Академии Генерального штаба: и учился, и преподавал в ней. — И озабоченно спросил: — Догадался захватить с собой академические разработки?

— Захватил, товарищ командующий, — радостно отрапортовал Баграмян.

— Ну вот, — повеселел Жуков, — поможешь в подготовке доклада.