Изменить стиль страницы

Неизвестно, сообщил ли Сталин Жукову об инциденте с майором Рейхелем и как Георгий Константинович на это прореагировал. Самое любопытное, что и у Сталина, и у Жукова были совершенно объективные основания ожидать наступления немцев на Западном направлении. В группе армий «Центр» по-прежнему оставалось свыше 70 немецких дивизий — больше, чем в любой другой группе армий на Восточном фронте. На юге в генеральном наступлении участвовало 90 дивизий, но свыше половины из них составляли соединения, выставленные союзниками Германии — Румынией, Венгрией, Италией и Словакией. По боеспособности они очень значительно уступали немецким. На одном ржевско-вяземском плацдарме, который Гитлер приказал удерживать для будущего, после достижения основных целей на юге, для наступления на Москву было сосредоточено 42 дивизии. Когда в феврале-марте 1943 года немцам пришлось все-таки оставить этот плацдарм, то за счет сокращения линии фронта им удалось высвободить 21 дивизию. Если бы его эвакуация была проведена весной или, в крайнем случае, летом 42-го, эти дивизии отправились бы к Сталинграду. Высвобождение такого же числа советских дивизий не восстановило бы равновесия на юге, так как их боеспособность была существенно ниже. Да и далеко не факт, что Сталин решился бы ослабить московское направление. 21 немецкая дивизия — этой силы хватило бы, чтобы предотвратить катастрофу под Сталинградом. Ведь тогда фланги армии Паулюса прикрывали бы не слабые войска союзников, а полноценные германские соединения. Боюсь, если бы Жукову все-таки удалось заставить немцев уйти с ржевско-вяземского плацдарма, это могло лишить Красную Армию победы под Сталинградом.

Жуков никакого наказания за неудачу Ржевско-Вяземской операции не понес. Сталин слишком хорошо относился к спасителю Москвы и Ленинграда, чтобы ставить ему в строку мелкие по тем временам неудачи. С майскими катастрофами на юге их ведь не сравнишь: Керчь — 150 тысяч пленных, Харьков — аж 240 тысяч! Жуковские неудачи были куда скромнее. В августе безрезультатно закончилось очередное наступление Западного и Калининского фронтов. Последовавшее за ним немецкое контрнаступление, имевшее местное значение, также не привело к существенным изменениям обстановки. В июле командование 9-й немецкой армии провело операцию «Зейдлиц», целью которой была ликвидация оказавшихся в ее тылу соединений 22-й, 29-й и 39-й армий и 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта. В итоге было захвачено более 50 тысяч пленных. Однако здесь потерпел поражение фронт Конева, которым Жуков непосредственно не руководил.

Прежде чем перейти к рассказу об участии Жукова в Сталинградской битве, я хочу выделить его основные черты как командующего фронтом. Если судить по приказам, вышедшим за жуковской подписью, Георгий Константинович проявлял большую заботу о сбережении людей и техники, о том, чтобы нанести неприятелю решительное поражение, наиболее рациональным образом используя имеющиеся силы и средства. Вот, например, его директива от 30 марта 1942 года: «В Ставку Верховного Главнокомандования и Военный Совет фронта поступают многочисленные письма от красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно халатном отношении к сбережению жизней красноармейцев пехоты. В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи людей при атаках на неуничтоженную оборону противника и неуничтоженные пулеметы, на неподавленные опорные пункты, при плохо подготовленном наступлении. Я требую:

1. Каждую ненормальную потерю людей в 24 часа тщательно расследовать и по результатам расследования немедленно принимать решение, донося в высший штаб. Командиров, преступно бросивших части на неподавленную систему огня противника, привлекать к строжайшей ответственности и назначать на низшую должность.

2. Перед атакой пехоты система огня противника обязательно должна быть подавлена и нейтрализована, для чего каждый командир, организующий атаку, должен иметь тщательно разработанный план уничтожения противника огнем и атакой. Такой план обязательно должен утверждаться старшим начальником, что одновременно должно служить контролем старшего командира.

3. К докладам о потерях прилагать личное объяснение по существу потерь, кто является виновником ненормальных потерь, какие меры приняты к виновным и чтобы не допускать их (потерь, а не виновных. — Б. С.) в дальнейшем».

Причины «ненормальных потерь» Георгий Константинович здесь вскрыл верно. А вот средства к их устранению предложил несколько странные, можно сказать, карательно-бюрократические. Казалось бы, логично разъяснить командирам, как именно нужно сберегать людей. Указать, что надо проводить тщательную разведку неприятельских позиций и как именно ее проводить. Потребовать, чтобы наступлению и артподготовке непременно предшествовала разведка целей, чтобы артиллерия не била вслепую по площадям, расходуя дефицитные боеприпасы, чтобы пехота научилась взаимодействовать с артиллерией, авиацией и танками, чтобы наступление не велось в слишком тесных боевых порядках, уязвимых для вражеского огня. Издать соответствующие инструкции, проверить накануне наступления, освоили ли войска на деле все эти премудрости, организовать обучение бойцов и командиров. Только тогда потери могут уменьшиться. Но ничего подобного в жуковской директиве нет. Есть только угрозы покарать нерадивых командиров за плохое сбережение жизней красноармейцев пехоты. Единственным результатом стало то, что командиры в донесениях вынуждены были всячески занижать размер потерь, чтобы сделать их «нормальными» и тем самым успокоить грозного командующего фронтом.

Есть аналогичный жуковский приказ, касающийся не людей, а танков. Он датирован 19 февраля 1942 года. Жуков приводит убийственные данные о потерях танковых войск Западного фронта. К началу декабрьского наступления в 9 танковых бригадах насчитывалось 709 танков. К 15 февраля в строю осталось 153 машины. Потери составили 586 танков, в том числе 322 — безвозвратно. Кстати, в сумме потери и оставшиеся в строю танки дают не 709, а 739 машин. То ли Георгий Константинович где-то обсчитался, то ли уже в ходе наступления бригады получили пополнение в 30 новых танков. Для сравнения: вся германская Восточная армия за декабрь 1941 года и январь 42-го потеряла 951 танк, всего в 1,6 раза больше, чем 9 бригад Западного фронта. И как же Жуков собирался бороться со столь чудовищными потерями? Громкими угрозами: он требовал от нижестоящих начальников «издать приказы о предупреждении и ответственности за утрату танков вплоть до предания суду Военного трибунала». Жуков предписывал «расследовать каждый случай потери танков и в 48 часов доносить Военному Совету фронта». Но ни слова не говорил о необходимости совершенствовать тактику танкового боя и повышать уровень подготовки экипажей. Естественно, в подавляющем большинстве донесений о потерях танков командиры приводили подлинные или придуманные, но абсолютно объективные с виду причины выхода из строя боевой техники (иначе можно было угодить под трибунал), а заодно делали неприятельские потери больше собственных. Вот и получалось, что на бумаге на советско-германском фронте погибло в несколько раз больше танков, чем их произвела за войну промышленность Германии.