Добавьте к этому костюм, сумочку, какой-нибудь шарфик в горошек… Час назад я вижу Борковскую в этом шарфике в горошек, а еще через час Борковская в этом шарфике устраивает пьяный дебош в кабаке. Причем я узнаю об этом от очевидца. Не я один, ясное дело, — множество людей из суда и из прокуратуры имели точно такое же удовольствие. Ну, естественно, всеобщее возмущение…

— Из того, что я слышала, получается, что эти эксцессы были совершенно не в ее духе, — осторожно сказала я.

— Абсолютно, — с готовностью согласился Яцусь. — Вот я и решил поначалу, что с ней какой-то срыв случился, но потом насторожился.

По просьбе Барбары я поговорил с разными людьми, и тут уж сомнений не осталось: кто-то жаждет Баську под землю закопать. Но ведь не давать же в газету объявление, что это просто травля, а на самом деле пани прокурор — человек благородный и морально устойчивый. Никто бы не поверил.

— Даже наоборот, в этом случае безусловно все поверили бы в ее полное разложение, — поддакнула я. — Ну хорошо, а та, вторая? Вы что-нибудь узнали о ее дублерше?

Прокурор Яцусь печально вздохнул.

— Фигура довольно известная в определенных кругах уже не один год, но только в последнее время она начала по-настоящему куролесить, и только тогда все услышали, как ее фамилия. Что самое смешное, все эти вопли насчет того, что она прокурор, ее приятели сочли шикарной хохмой.

Но мало-помалу дебоширка стала захаживать в самые лучшие рестораны. Явно целенаправленная деятельность против Баськи.

— И зачем ей это было?

— Понятия не имею. Разве что кто-то хотел выжить Баську из прокуратуры. Или мстил.

— А как вы считаете, почему дебоширку убили? И кто?

Жигонь помешивал кофе в чашке и, как мне показалось, добросовестно думал.

— Если бы укокошили Баську, я искал бы преступника, которого Баська упрятала за решетку. Это был бы не первый такой случай и наверняка не последний, мы на передовой невидимого фронта, потому что от прокурора зависит, заводить ли дело и выдавать ли ордер на арест, а Барбара ни на какие комбинации не шла. Есть еще одна возможность…

Он поколебался и отхлебнул кофе. Я уже догадалась, что он скажет, но предпочитала немного помолчать.

— Потому что если одну принимали за другую, — сказал он наконец, — существует вероятность, что убийца банальным образом ошибся.

Она ведь вроде как ехала к вам за интервью?

Я кивнула с довольным видом, потому что угадала безошибочно.

— То-то и оно. Заранее договорилась. Вопреки моему желанию, но это уже не имеет значения.

— Черт знает, откуда она звонила, но если она так старательно хотела притворяться Барбарой, то звонить могла из какого-то общественного места. Некий психопат в это поверил и воспользовался случаем, уверенный, что убивает именно Барбару. Идиотское дело, ни за какие сокровища не угадаешь, кого искать: врага Барбары или врага этой, второй. Но скорее уж врага Барбары.

Не завидую я сыщикам.

— Я тоже. С удовольствием помогла бы им, поэтому землю рою и всем жить не даю, в том числе и вам. В конце концов, тут замешаны моя помойка и моя ива. Конечно, ни ива, ни помойка от этого не пострадали, но я — очень даже пострадала. Расскажу-ка я обо всем этом моему придворному комиссару.

Прокурор Яцусь посмотрел на меня с неподдельным интересом:

— А у вас есть такой?

— Есть. Завелся лет пять-шесть назад. Мы оба мечтали разоблачить мерзкие махинации на очень высоком уровне, мафия тогда цвела буйным цветом, может даже колосилась… Мне-то ничего не сделали, а он слетел со своей должности, и долго же ему пришлось отрабатывать свои грехи. Мы с ним бросили действовать в открытую, потому что поняли: надо работать тихой сапой.

Как вы наверняка заметили, один подпоручик и одна я — этого как-то маловато на весь польский народ.

Прокурор Яцусь отлично понимал, о чем я говорю.

— Он уже вернул себе чин?

— Даже повысил его.

— Значит, неглупый мужик. Очень хорошо, вот и расскажите ему все. А я помогу найти дела, которые вела Барбара. Один уголовник грозил ей в открытую, но он, по-моему, еще сидит, что не мешает ему иметь сообщников.

— А вы не могли бы бросить взгляд на материалы этих дел и сами сделать выводы? — попросила я. — К тому же, помимо служебных дел, может, вы что-нибудь знаете о ее частной жизни?

— Чьей?

— Живой Борковской, естественно.

— Довольно мало. На интимные признания у нас времени не было, да Барбара и не очень общительна. У нее двое детей, брак казался вполне счастливым, только под самый конец мне почудилось, что там что-то нечисто. Лично я, будь ее мужем, встал бы на ее сторону, потому что женщина она замечательная, но у меня такое ощущение, что муж сплетням поверил. Баська это пережила тихонько, про себя. И все. Больше я ничего не знаю. Нет, знаю — она не выносит чеснока, любит дождь, не любит маниакальной чистоты, не реагирует на навязчивые ухаживания, а в отпуске с удовольствием ловит рыбу. Незаурядное хобби для женщины. Но вряд ли вам эти сведения пригодятся?

— Кроме отношения к чесноку, которое мне решительно нравится. Хотя общеизвестно, что чеснок — панацея от всех болезней и его надо есть за обедом на первое, второе и третье, но неужели панацея должна так кошмарно смердеть?!

— А если есть только на ночь?

— Куда там, воняет и наутро! Человек им просто пропитывается!

— Но доживает до ста лет.

— Тогда почему болгары и греки не доживают до ста лет?

Не успела я оглянуться, как наш разговор перерос в дискуссию о чесноке. Оказалось, Яцусь чеснок очень любит, а Барбара резко ограничивала его аппетиты по этой части, решительно требуя, чтобы на работе он не вонял. Я даже начала подозревать, что Яцусь мог поспособствовать убийству коллеги, дабы жрать чеснок в свое удовольствие, но вовремя вспомнила, что Борковская прокуратуру давно покинула. Не в чесноке тут дело.

— Ну хорошо, лопайте этот ваш чеснок на доброе здоровье днем и ночью, но что вы об убийстве думаете?

— А я вам уже сказал. В прокуратуру дело еще не передали, да оно к нам и не попадет, уедет в городскую прокуратуру, потому что занимается им главный спец по таким вот камерным убийствам, инспектор Бежан…