— Не везет вам с этим покойником, — посочувствовал он нам. — Вот опять пришлось встретиться.

— Что ж тут удивительного, если мы приехали специально для того, чтобы поговорить с Гоболой. Лесничий с ним дружил, мы хотели его порасспросить.

— А о чем расспросить?

И тут я первый раз рассказала историю дядюшки. Мачек и сержант слушали внимательно.

— И что? — спросил сержант. — Погиб?

— Мы надеемся отыскать его. Тот человек, что нашел записку, принес по адресу, написанному на обратной стороне. Рукой дяди нацарапано: «Везут нас в неизвестном направлении», и на обратной стороне адрес моих родителей. Их не было дома, когда принесли записку, а соседи ни о чем не догадались расспросить.

— А Гобола при чем тут?

Я пока и сама не знала, пришлось срочно придумывать. Дошли, дескать, до нас слухи о каком-то пленном немце, который что-то знал.

— И пани только сейчас стала разыскивать этого человека?

— Да нет, разыскиваем давно, да нашли только сейчас и, видите, немного опоздали.

— А лесничий при чем тут? Он человек нелюдимый, странно, что вообще захотел с вами разговаривать.

Теперь к разговору подключился Мачек:

— Лесничий дружил с Гоболой. А с нами разговорился по той простой причине, что мы оказались старыми знакомыми. Мой брат и пан Ментальский бок о бок воевали во время восстания.

С большим интересом выслушал любознательный сержант историю из прошлого своей родины. Мачек еще не кончил, когда вернулись поручик с лесничим. Вежливо, но решительно поручик попросил нас с Мачеком отправиться с ними в комендатуру милиции, где от нас требуется дополнение к нашим прежним показаниям. И пан Ментальский тоже должен с ними ехать.

— Сержант поедет с пани! — громко распорядился поручик, и сержант, который уже успел забраться в милицейскую машину, вынужден был выйти и сесть в мою. Однако поручик передумал.

— Нет, пани поедет с нами, а сержант поведет вашу, машину... Или лучше так: вы все поедете с нами, a JB вашей машине... Или нет, поезжайте на своей машине, а пан Ментальский с нами.

Не знаю уж, почему так трудно было решить, кто р какой машине поедет, но все послушно садились и пересаживались в соответствии с очередной идеей начальства. Я ломала голову: что такого мог Ментальский сказать поручику, что тот совсем перестал соображать?

Кончилось тем, что Ментальского милиция забрала в свою машину, а мы с Мачеком на моей потащились за ними. По дороге решали, стоит ли рассказать о причинах нашего истинного интереса к Гоболе. Или опять повторим историю про тетку? Или, лучше, про дядюшку?

— А Дойду они напрасно так легко отпустили, — заметил Мачек. — Может, стоит им намекнуть, чтобы малость поприжали парня?

— Я тоже считаю, ведь Дойда чист, как слеза младенца, и мог бы им сказать о том типе. Я лично понятия не имею, кто он такой, но ведь, согласись, очень подозрительный и вполне тянет на убийцу Гоболы. Напрасно этот дурачок боится...

Мы въехали во двор комендатуры. Нас почтительно препроводили в приемную, угостили кофе и только потом разделили. Поручик появился лишь через полчаса.

— Ну и почему вы нам раньше не сказали, что знакомы с покойником? — с упреком обратился он ко мне.

—С каким покойником

— -удивилась я.

— С Гоболой.

— Да не знаю я его! Никогда в глаза не видела, ни живого, ни покойного.

— А приехали сюда специально к нему? Неувя-зочка получается.

— Никакой неувязочки, я действительно приехала сюда, чтобы встретиться с паном Гоболой и Дойдой. Не знала, что все так получится. Мне надо было узнать...

Поручик прервал меня уже на второй фразе сказочки о тетке и больше к этой теме не возвращался. Переключился на Дойду. Я охотно поведала о встрече с его сестрой, о пагубном влиянии рецидивиста Зомбека, об искреннем раскаянии Дойды. Необходимость вывести парня на светлую дорогу законности и честного труда я подчеркивала с такой настырностью, что поручик наконец вышел из себя:

— Уж не думаете ли вы, что я собираюсь столкнуть парня на другой путь? А хочет стать добропорядочным, пусть сейчас и начинает. Вы что, считаете, мы тут его с потрохами съедим?

— Я ничего не считаю, а он боится.

— Да ведь тот тип все равно не узнает, сказал Дойда о нем или нет. Мы сами заинтересованы, чтобы тот не знал. Уговорите Дойду.

— Думаю, у вас это получится лучше. Помягче с ним, парень действительно здорово напуган.

Когда я вышла из здания комендатуры, Мачек ждал меня уже у машины.

— Знаешь, какой номер выкинула твоя разлюбезная милиция? — спросил он, занимая место рядом со мной.

— Какой же?

— Микрофон в нашей машине установили.

— Скажи пожалуйста, и наша милиция пользуется достижениями цивилизации, — рассеянно отозвалась я, все внимание направив на двойной обгон.

Мачек рассердился.

— До тебя не доходит? Весь наш разговор подслушали!

— Когда установили, говори толком.

— Да когда там, у домика лесника, поручик затеял спектакль с пересаживанием из одной машины в другую. Специально нас гонял, совсем заморочил.

— А ты откуда знаешь?

— Видел, как вынимали его. И даже не очень пытались скрыть. Может, рассчитывали, я увижу и расколюсь, все равно, дескать, они узнают все наши секреты.

— Вот оно что! Теперь понимаю, почему он вдруг стал меня расспрашивать о Дойде. А больше ни о чем. Ах да, не захотел выслушивать сказку о тете. И ни словом не спросил, какие такие истинные причины нашего интереса к Гоболе. Подключить милицию к нашему частному расследованию? Тем более что особыми достижениями похвастать не можем, узнали лишь, что человек, купивший у умирающего карту, был Ментальский и что шефом шайки является мужчина без левой руки. А главное, больше ничего и сделать пока не можем. Бумаги Гоболы для нас недоступны, не станем же мы и в самом деле обыскивать все дупла деревьев в окрестностях дома Ментальского? Даже поговорить с Ментальским в ближайшее время вряд ли удастся, покажется подозрительным. А мне ни в коем случае не стоит привлекать к себе особое внимание милиции, ибо у меня в кармане не только паспорт с визой, но и билет на самолет до Монреаля.

— Ты когда едешь? — спросил Мачек.

— Одиннадцатого. Через две недели.