– Так вы утверждаете, что в прошлую среду не заходили ни в один банк? – настырно интересовался полицейский.

– Ну да, сколько можно повторять! Зачем мне банк, если у меня нет в нем денег? И при чем здесь среда на прошлой неделе? У меня такие неприятности, паспорт потерялся, а вы знай твердите – среда да среда! Если вам желательно установить мою личность, вот, пожалуйста, заграничный паспорт, вот права, вот несколько удостоверений, причем с фотографиями, видите же – это я собственной персоной, что же вы к паспорту привязались? Случилось что?

– В таком случае, что вы делали в прошлую среду?

– О боже, да ничего сверхъестественного не делала! – вспыхнула Элюня, хотя по природе своей была девушкой выдержанной и скорее уж несколько флегматичной. – Как всегда, утром поработала дома, а потом поехала на ипподром. Это, надеюсь, неподсудно?

Услышав про ипподром, комиссар явно оживился.

– О, на скачки! Во сколько вы прибыли на ипподром и сколько времени там пробыли?

– Прибыли часов в двенадцать и пробыли... минутку, вспомню... до четырех. А что?

– Видел ли вас там кто-нибудь?

Ну можно ли задавать такой идиотский вопрос!

– Да тысяча человек! Там ведь прорва народу. К тому же я была там со знакомым... А, понимаю! Дошло! В прошлую среду что-то произошло в каком-то банке, и вы подозреваете меня? Да нет же, уверяю вас, пан комиссар, это не я, в среду ни в каком банке я не была. На ипподроме была, факт. А после скачек мы со знакомым пошли пообедать в ресторан, потому что на ипподроме, не знаю уж почему, человек делается таким голодным, так всегда хочется есть, удивительное дело! Вот мы и отправились в небольшой ресторанчик в Константине. Ели отбивные с капустой, пальчики оближешь. И, знаете, совсем недорого. А оттуда я отправилась прямо домой, часов в шесть вечера вернулась и повисла на телефоне, потому как мне все звонили и звонили...

Комиссар Бежан не очень вежливо перебил девушку:

– Можете сообщить фамилии лиц, видевших вас на скачках?

Окончательно проснувшаяся к этому времени Элюня наконец увязала одно событие с другим и сумела сделать вывод.

– О господи, так вот в чем дело! Звонок... и паспорт! Он по телефону назвал мне номер моего паспорта! Но не станете же вы, пан комиссар, уверять меня, что директор банка выражается нехорошими словами и обзывает меня коровой царя небесного?!

Комиссар Бежан не первый год работал в полиции, всякого наслушался, однако корова царя небесного его несколько ошарашила. И вообще беседа с подозреваемой шла в каком-то нетипичном ключе, осложняясь на каждом шагу. Опять же, беседовать было тоже непривычно, все трое стояли, не решаясь занять единственное сидячее место. Элюня опиралась на чертежную доску, свое рабочее место, сержант в мундире изредка незаметно присаживался на подоконник, рядом с которым предусмотрительно обосновался и даже передвинул горшки с цветами. А вот комиссару Бежану облокотиться было не на что, и он время от времени прохаживался по комнате, бросая тоскливые взгляды на дверной косяк – так славно было бы на него опереться! Проводить допрос стоя оказалось очень утомительно.

Однако усталость не притупила полицейской бдительности.

– Вы о чем? – живо отозвался комиссар на последние слова подозреваемой. – И еще, в самом начале вы сказали что-то насчет того, что наш приход для вас не является неожиданным. Так ведь?

– Ну да! – подтвердила Элюня и опять упрекнула комиссара:

– А я читала, что такие представители власти, как пан, не перебивают, а, наоборот, охотно слушают болтовню свидетелей и прочих преступников, потому как в болтовне может вырваться какое-нибудь словечко, которое сразу прольет свет на преступление, а вы без конца перебиваете! Нетипичный вы полицейский, вот что я вам скажу! Ведь толкую же вам – тот кретин по телефону пообещал мне, что нашлет на меня полицию, ну и наслал, хотя я все равно предпочитаю иметь дело с вами, чем с тем щетинистым идиотом, пусть даже ничегошеньки не понимаю. Но начинаю уже немного соображать, и сдается мне, именно у него мой паспорт, раз он мне сообщил его номер, хотя и не уверена, что правильный, ведь я никогда не могу запомнить столько цифр подряд... И вообще мне жутко неудобно говорить с вами стоя, я бы охотно присела, может, в кухне? Не хочется убирать постель и складывать тахту, а в кухне есть табуретки, и можно прихватить отсюда мой рабочий стул, хотя он жутко тяжелый, видите, специальное рабочее кресло? Вы не думайте, вообще-то я не такая болтушка, это сейчас трещу, потому как волнуюсь и с меня достаточно. Что скажете?

Сообразительный полицейский понял, что последний вопрос относится к предложению сменить место беседы, и горячо поддержал его. Сержант охотно кинулся к тяжеленному чертежному креслу и приволок его в кухню, где оба служителя закона сели наконец и вытянули усталые ноги, а Элюня механически нажала кнопку на электрическом чайнике и тоже присела с облегченным уфф. Кофе и чай находились на расстоянии вытянутой руки.

– Ну а теперь давайте повторим все это еще раз, но уже не торопясь и по порядку, – предложил комиссар, старательно делая вид, что не замечает хлопот хозяйки дома, успевшей уже достать чашки и ложечки. – И обещаю больше вас не перебивать.

В принципе Элюня любила спать до полдевятого, однако, если ее будили раньше положенного времени, сравнительно быстро приходила в себя. Нет, она была не из тех, кто лишь к полудню обретает способность соображать и общаться с людьми, хотя и не пробуждалась свеженьким жаворонком, в какую бы несусветную пору ее ни разбудили.

Короче говоря, кофе она приготовила без катаклизмов, ничего не разбила и не пролила. Свежий крепкий кофе с капелькой сливок и вовсе помог ей обрести форму, и девушка сумела не только обстоятельно и толково рассказать комиссару о странных телефонных звонках, но и вспомнить некоторые аутентичные выражения неведомого собеседника, памятуя о том, как Казик настаивал на приведении дословных выражений.

Опыт у комиссара Бежана в данной области был побольше, чем у Казика. И этот опыт вкупе со здоровым полицейским инстинктом подсказал ему, что Элюне можно верить, что Элюня – по нужную сторону баррикады и что хватит зачислять ее в разряд подозреваемых. В голове комиссара как-то сразу все происшедшее выстроилось в стройную, логичную схему.