6.

Котелок источал славный запашок ухи.

— Наловили мы все-таки лещей, причем, знатных, жирных,— подытожил утреннее приключение Андрей Павлович Крутихин, помешивая ложкой варево.

Мы, а также котелок и газовая плитка, находились на веранде небольшого домика в небольшом полузаброшенном садоводстве.

Крутихин уверял, что его в ближайшие две недели здесь не найдут. Я уверял, что в ближайшие две недели все определится и закончится, то есть нарыв благополучно вскроется.

Крутихин, блестя потной лысинкой, зачерпнул полную ложку навара, подул и направил его в свое ротовое отверстие.

— Хорошо, бля.

— Андрей Павлович, почему все-таки вы выдали кое-какие сведения Беленкову?

— Из-за Тархова… Дочка у меня в горкоме ВЛКСМ работала. Знаешь, пять дней в неделю карточки перебирала, а два дня тратила на комсомольские, так сказать, слеты. Через "научно-технические центры молодежи" уже потекла им наличка. Ночи во дворце спорта, где, кроме пьянки со всекими деликатесными напитками и закусками, также сауна, бассейн, также все голые, отчего, конечно, проистекал разный блуд. Плюс танцы до упаду в ресторане, местный ВИА для них до утра наяривал. Катание по озеру Долгому на катерах. Выезды в Юхновский охотничий заказник в лес за Черным Логом. Там теперь фирмачи за сытыми прикормленными кабанами гоняются, а комсомольцы больше друг на друга лазали. Короче, понесла моя Наташка от Тархова.

— И что же, аборт?

— Нет, сохранила детеныша. Сейчас живет в Перми, на фабрике Гознака работает. Но Тархов — это что-то. Такое падло. Дитенка он конечно не захотел, но, когда насчет аборта не уговорил, особо не расстроился. В том заказнике, на так называемой охотничьей даче, он моей дочке клофелина закатал в выпивку. Думал, когда она заснет, сделает инъекцию какого-то западного снадобья, от которого выкидыш делается. Ну и с клофелином перестарался, у Наташки — остановка дыхания. Так ее Тархов бросить там хотел без всякой помощи. Но на даче было еще несколько его подружек, которых он с собой приволок. Одна девица из этого гарема медицинский институт заканчивала, провела она Наташке искусственное дыхание и промывание желудка… Ладно, будет о всем таком… Внук мой, который как-никак выбрался на этот свет, отличный паренек, только вот со странностями — перинатальная интоксикация виновата.

— И что, Андрей Павлович, никак за это дело на Тархова нельзя было наехать?

— Да меня все, включая Гунякова, увещевали не связываться… Предлагали взять у этого гада подержанный "жигуль" в качестве отступного и замазаться. Само собой, я послушался. Ведь все, начиная с Тархова и Остапенко и кончая Гуняковым были в одной обойме… Тархов, к тому же, ретивый горлопан был. При Андропове несколько процессов здесь случилось над несунами и валютчиками, Тархов общественным обвинителем выступал. Всем обвиняемым, благодаря ему, сунули по восемь лет. Однако при Меченном он хоть и потявкивал насчет идеалов и принципов, но в рыночных передовиках числился… Тогда вся наша знать свое положение в денежки превратила, причем без всякого риска и шухера. Да и что Беленков; приняли они его в свою компанию, чтобы он на поводке оказался, благо он с Гуняковым и раньше был знаком.

Крутихин дохлебал ушицу, с сожалением взглянул на бутылку "Столичной", которую пока нельзя, удалился в дальнюю комнату и вернулся с какими-то бумажками.

— Вот, Леня, копии платежных поручений на перевод денег с счета горкома партии на счет благотворительного фонда "Спасем Урал". По учредительскому договору, также беспроцентная ссуда, плюс оплата каких-то таинственных культурных мероприятий. Едва деньги там оказались, Гуняков их перевел в офшоры. За это его сделали председателем фонда.

— Итого переведено триста тысяч рублей. Сумма вроде небольшая.

— На невеликую сумму, Леня, тогда было можно ухватить много чего, при хороших-то связях. От предприятий получить здания и машины в аренду со смехотворными платежами, оборудование из сверхнормативных запасов по остаточной стоимости, станки, якобы списанные по старости, а на самом деле самые передовые в мире. Можно было приобрести ценные минералы по госцене, чтобы потом перепродать их по биржевой, это включая редкоземельные металлы. Учти возможность легкого получения квот на валюту по самому выгодному курсу — один к двум. Кроме того, пайщиком и соучредителем фонда стал наш горнодобывающий комбинат, если точнее его директор, и, самое главное, горком комсомола, то есть Филипп Тархов.

— Он что, уже тогда миллионером был?

— Конечно, Леонид. При горкоме ВЛКСМ было организовано три или четыре НТЦМ с кучей разных льгот. Там наши директора обналичивали для себя безналичку с помощью договоров на какие-нибудь липовые "исследования". Тархову от этих дел изрядно перепадало.

— Андрей Павлович, почему же Беленков использовал ваши копии не для нормального судебного процесса, а лишь для шантажа, для вхождения в кодлу?

— Какой судебный процесс? Не смеши. Что не запрещено, то разрешено, такая ведь тема пошла в перестройку для особо продвинутых, а весь серьезный компромат надо было выкапывать. Допрашивать, обыскивать, сличать сотни документов. Кто этим занялся бы, люди Остапенко что ли, или Хоробров со своим начальством? Я же говорю, одна обойма. Вот, например, Ленка, сестрица Тархова, хоть и не главный редактор, а фактически командует и газетой, и типографией, выпустила миллионым тиражом книжулю, сочиненную Цокотухиным про бедных партийцев, умученных "тираном" Виссарионычем. А по мне, если бы Виссарионыч тогда партию прикончил, и не следа от комиссаров бы не оставил, то сегодня мы может бы и не жили как в Америке, все-таки климат у нас не тот, и до теплого моря далеко, но космос был бы наш. Мы же умеем работать, Леня. Я вот начинал во время войны на заводе, пацаном на фрезерном станке…

Мне стало жарко, оттого и принял холодной водочки. Вспотел не только снаружи, но и внутри.

— Послушайте, Андрей Павлович, а дочка мэра Беленкова и Елена Тархова в каких взаимоотношениях были?

— В самых замечательных. Анна Беленкова ведь журналистский факультет Уральского университета заканчивала вместе с Еленой.

Вот он где корешок всей ситуевины. Конечно же, Елена Тархова узнала о Неелове от Анны Беленковой. Скорее всего, мэрская дочка и свела литератора с представительницей издательской среды. Филипп Тархов, видимо, получил интересные сведения от сестрицы и начал разрабатывать план, ведь этот комсомольский активист — весьма предприимчивый капиталист. А тут маячила норма прибыли, куда большая чем знаменитые "триста процентов". И первой жертвой отличного плана стал Степан.

— Андрей Павлович, у вас есть какие-нибудь документы, полученные от организаций, возглавляемых Тарховым?

Крутихин из своего сундучка выудил еще пару бумажек. Факсы от одного НТЦМ за подписью Тархова с требованием ускорить заключение очередного блатного контракта на какие-то социологические исследования. Номер факса я опознал, тот же самый был проставлен на бланке фирмы "Новое рождение".

— Андрей Павлович, дайте мне еще хоть какую-нибудь наводку. По вашим данным, с какими иногородними организациями работал Тархов или сейчас сотрудничает фонд Гунякова? В смысле кредитования, крупных заказов, поставок, инвестиций.

— Леня, тебе это ничего не даст… Это все крупные банки, процветающие биржи, давно заматеревшие фирмы и фонды. Такие как "Возрождение-2", "Зиабяко", "ННН", "Монатеп", "Бомбинг-центр", "Союзтранзит"…

Стоп. "Союзтранзит". В его дочерней фирме "Уралтранзит" два процента акций принадлежит мне. Оказывается переплелись уже мои гроши, добытые неустанным верчением по городам и весям, и денежки Тархова, доставшиеся ему легко и непринужденно за счет принадлежности к высшей касте. А ведь переплелись, и не расплестись им уже никогда…

Ладно, оставим моральные рассуждения на потом. Сейчас стоит попробовать как-нибудь поддеть Филиппка, хоть он и крупная глыба, хоть и матерый человечище.