Изменить стиль страницы

Если внутри Германии Вильгельм до некоторой степени был сдерживаем рейхстагом, то внешняя политика всецело находилась в сфере его компетенции. Вильгельм живо откликался на все мировые конфликты, в какой бы точке земного шара они не возникали, постоянно впадая в пророческий и патетический тон. Он то предостерегал «народы Европы» от «желтой опасности», то присваивал себе титул «адмирала Атлантики», то высокомерно указывал русскому царю, что миссия России не в Европе, а в Восточной Азии. В 1894 г. он потребовал аннексии Мозамбика, в 1896 г. – хотел отправить войска в Южную Африку, даже если бы это привело к «сухопутной войне» с Англией. В 1898 г., во время посещения Палестины, Вильгельм объявил себя покровителем всех мусульман мира. В 1899 г. он выслал англичанам оперативные планы войны против буров, изготовленные германским оперативным штабом по его заказу. Он мечтал создать в Южной Америке немецкую колониальную империю, а США пообещал, что в случае их войны с Японией прусские войска возьмут на себя защиту Калифорнии. Напрасно во всех этих зигзагах курса было бы искать продуманную программу действий. Они также были следствием экспромта, минутного увлечения или дурного состояния духа. Но была одна idee fixe, вокруг которой вращались все остальные помыслы императора: Германия должна править миром! Вследствие этого любой сосед Германии был и потенциальным противником, и потенциальным союзником. Многочисленные комбинации складывались в голове Вильгельма для того, чтобы короткое время спустя смениться другими. Руководивший внешнеполитическим ведомством Гольштейн признался однажды, что на протяжении полугода он должен был трижды менять свой курс, подчиняясь воле императора. Сначала Вильгельм требовал сближения с Россией и Францией для того, чтобы защищать германские колонии от Англии. Потом он захотел союза с Англией, даже ценой уступок колоний. Наконец, стал подозрительно относиться к Англии и России и попытался искать поддержки у Франции. Но с тем или иным союзником, против того или иного врага Германия должна была воевать, и Вильгельм деятельно готовился к войне. Центральным моментом его военной программы стало создание мощного военно-морского флота. По планам императора, Германия к 1920 г. должна была обладать колоссальными военно-морскими силами, включавшими в себя 60 линкоров. Он упивался этим замыслом на протяжении всего своего царствования. Уже в 1895 г. государственный секретарь Маршалл писал, что в голове у Вильгельма «только военно-морской флот». Посетив в 1896 г. свою мать в Кронберге, император признался ей, что намерен «выжать все жилы из Германии» с тем, чтобы отнять у Англии то главенствующее положение, которое она занимает в мире. В 1900 г. он уже открыто объявил на весь свет: «Океан необходим для величия Германии». При этом он не раз наивно старался уверить англичан, что рост морского могущества Германии нисколько для них не опасен. Но Англия очень серьёзно отнеслась к этой угрозе. Было объявлено, что англичане будут строить два военных корабля на каждый, построенный в Германии. Эта «дредноутная лихорадка» была в немалой степени причиной окончательного ухудшения отношений между двумя странами. В 1912 г. британское министерство прямо объявило, что в случае европейской войны Англия выступит на стороне Франции и России. Таков был итог императорской политики: постоянно угрожая всем своим соседям, Германия добилась только того, что все они, забыв о своих противоречиях, объединились против неё. Когда в 1914 г. началась первая мировая война, Вильгельму приходилось рассчитывать всего на одного союзника – слабую Австро-Венгрию.

Выстрелы в Сараево глубоко поразили императора. Он поддержал самые решительные требования Австрии по отношению к Сербии («Сербия – это разбойничья шайка, – писал он, – которую нужно наказать за убийство»), но он был до конца уверен, что Россия не начнет войны из-за «цареубийц». Ответ сербского правительства на австрийский ультиматум 28 июня вполне удовлетворил его. Вильгельм написал под ним: «Блестящий результат… Но этим самым устраняется всякий повод к войне». Однако Австрия отвергла ультиматум, а вскоре пришло известие о начале мобилизации в России. С этого момента Вильгельм осознал неизбежность войны. Он вступил в неё с отчаяньем, предвидя в дальнейшем для Германии страшные беды и потрясения. В начале августа ему пришлось пережить ещё одно разочарование: Румыния, Греция и Италия заявили о своём нейтралитете. «Союзники отпадают, как гнилые яблоки!» – писал Вильгельм. Он не хотел признать, что одиночество и изоляция, в которой оказались немцы, были во многом следствием неуравновешенности его характера и неумелой личной политики.

В первое время Вильгельм пытался лично руководить действиями армии, но уже через полгода он полностью устранился от военных дел, переложив их все на Гинденбурга и Людендорфа. Несмотря на все свои военные увлечения, Вильгельм оставался по духу глубоко штатским человеком, вечно колебался между страхом и самоуверенностью и панически боялся ответственности. Он, например, так и не отважился начать морскую борьбу против Антанты. Все четыре года войны немецкий флот простоял в своих портах. Таким образом, морская гонка вооружений, бывшая одной из причин мировой войны, оказалась совершенно бессмысленной: германский флот не играл в ней почти никакой роли.

В августе 1918 г., когда стало окончательно ясно, что Германия не в состоянии победить, Вильгельм стал искать пути к почетному миру. Но страны Антанты, уверенные в своём торжестве, не пошли ему навстречу. Осенью началось сильное революционное брожение в воинских частях и на флоте. В ноябре волнения охватили Берлин. Вильгельм находился в это время в своей ставке в Спа. Вечером 8 ноября канцлер Макс Баденский позвонил императору по телефону и сказал, что его отречение необходимо для предотвращения гражданской войны. Вильгельм раздраженно отверг это предложение и приказал генералам готовиться к походу на Берлин. Но на совещании 9 ноября Гинденбург возразил, что «после здравых размышлений» он считает такой поход невозможным. Генерал Тренер высказался ещё более определенно: «Армия не подчинится такому приказу». В то же время пришло известие, что берлинский гарнизон перешел на сторону восставших. Вильгельм был глубоко потрясен этим событием; он заколебался, решил отречься от императорской короны, но все ещё надеялся сохранить прусскую. Не дожидаясь формального акта, Макс Баденский объявил в Берлине об отречении Вильгельма в пользу сына. Но он опоздал, так как Шейдеман уже объявил об установлении республиканского образа правления. 19 ноября Вильгельм бежал в Голландию.