Не успели мы выйти из дверей, как сразу наткнулись на того, кого искали. Ринггольд стоял недалеко от порога и разговаривал с группой офицеров. Среди них находился один франт, о котором я уже говорил, по прозванию Красавчик Скотт. Он состоял адъютантом при главнокомандующем и к тому же приходился ему родственником.

Я указал моему товарищу на Ринггольда.

— Вот этот, в штатском, — сказал я.

— Тебе не надо даже и указывать на него. Его змеиные глаза сами говорят за себя. Клянусь душой, не очень приятный взгляд! Ну, ему нечего бояться воды: кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Послушай, Джордж, мой мальчик, — продолжал Галлахер серьезным тоном, — последуй в точности моему совету: наступи ему на ногу, и посмотрим, что он запоет. У него, наверно, мозоли — видишь, какие тесные сапоги он носит… Да ты с ним не деликатничай! Он, конечно, потребует, чтобы ты извинился, иначе ведь нельзя. А ты не захочешь, вот и все, никаких церемоний. Ну, а коли так не выйдет, тогда, черт побери, дай ему пинка.

Мне не понравился этот план.

— Нет, Галлахер, — сказал я, — это никуда не годится.

— Ну вот еще, пустяки! А почему же нет? Неужели ты собираешься так просто уйти отсюда? Подумай, мальчик мой, ведь это же негодяй, который хочет убить тебя! И в один прекрасный день, если ты дашь ему ускользнуть, он тебя укокошит!

— Это верно… но…

— Ба! Какие там «но»? Марш вперед! Послушаем, о чем они там чирикают. Уж я-то найду, к чему прицепиться, не будь я Галлахер!

Не зная, на что решиться, я последовал за своим товарищем, и мы подошли к группе офицеров. Конечно, я не собирался поступить по совету Галлахера и не терял надежды, что мне не придется прибегнуть к грубой уловке, предложенной им. И я не обманулся в своих надеждах. По-видимому, Аренс Ринггольд испытывал свою судьбу. Едва мы приблизились, как повод к дуэли уже нашелся.

— Ну, коли речь зашла об индейских красавицах, — сказал Ринггольд, — то никто не добился такого успеха, как Скотт. Он тут все время разыгрывает Дон Жуана с того самого момента, как появился в форте.

— Да что ж тут удивительного! — заметил один из только что подошедших офицеров. — Насколько мне известно, он неотразим и всегда покорял сердца всех красавиц в Саратоге. Как же индейская девушка может устоять перед ним?

— Не говорите этого, капитан Робертс. Лесные нимфы очень боятся нас, бледнолицых мужчин. Наверно, теперешняя возлюбленная стоила лейтенанту долгой осады, прежде чем он добился победы… Не так ли, лейтенант?

— Чепуха! — возразил франт, самодовольно ухмыляясь.

— Но ведь она наконец уступила? — спросил Робертс, обращаясь к Скотту.

Лейтенант не ответил, но его дурацкая улыбка, очевидно, должна была означать утвердительный ответ.

— О да! — вставил Ринггольд. — Теперь она его «фаворитка», как принято говорить.

— А имя? Как ее имя?

— Пауэлл. Мисс Пауэлл.

— Как! У нес не индейское имя?

— Нет, джентльмены, эта юная леди не дикарка, уверяю вас. Она играет на лютне, поет, читает и пишет такие миленькие любовные записочки… Не так ли, лейтенант?

Прежде чем лейтенант успел ответить, другой офицер спросил:

— Да ведь так же зовут и того молодого вождя, которого только что арестовали?

— Верно, — ответил Ринггольд. — Его тоже так зовут. Я забыл сказать, что это его сестра.

— Как! Сестра Оцеолы?

— Ни больше ни меньше. Они метисы. Среди белых они известны как Пауэллы. Так звали почтенного, старого джентльмена

— их отца. Оцеола значит «Восходящее Солнце» — это имя, под которым он известен у семинолов. А ее настоящее имя… ах, это очень красивое имя!

— Какое же? Скажите нам, мы рассудим сами.

— Ее зовут Маюми.

— Действительно, прелестное имя.

— Очень красивое! Если сама девица так же хороша, как ее имя, то Скотт просто счастливец.

— О, она настоящее чудо красоты! Глаза влажные и блистающие пламенем любви, длинные ресницы, полные и сладкие, как мед, губы, высокий рост, стройна, как сама богиня Кипридаnote 59 , ножки крошечные, как у Золушки. Одним словом, она совершенство!

— Чудеса, да и только! Скотт — счастливейший из смертных! Но скажите, Ринггольд, неужели вы говорите серьезно? Действительно ли он покорил это индейское божество? По чести, удалось ли ему победить? Вы понимаете, что я имею в виду?

— Безусловно! — был мгновенный ответ.

До сих пор я не вмешивался. С самого начала этого разговора я стоял как вкопанный, словно меня заколдовали. Голова у меня кружилась, кровь приливала к сердцу, как расплавленный свинец. Столь дерзкое утверждение так ошеломило меня, что прошло некоторое время, прежде чем я мог собраться с силами. Некоторые из офицеров заметили, что этот разговор произвел на меня сильное впечатление. Но уже через несколько минут я успокоился. Отчаяние, овладевшее мной, заставило меня собрать всю свою волю, и как раз в тот момент, когда Ринггольд произнес эти дерзкие слова, я подошел к нему вплотную.

— Лжец! — крикнул я, и не успел он покраснеть от стыда, как я ударил его по щеке тыльной стороной руки.

— Чистая работа! — воскликнул Галлахер. — В значении этого жеста не может быть никакого сомнения!

Так оно и вышло. Мой противник воспринял пощечину, как полагалось, то есть как смертельное оскорбление. В таком обществе он не мог поступить иначе. Пробормотав несколько нечленораздельных угроз, он удалился в сопровождении своего друга — «покорителя женских сердец» и еще двух или трех офицеров.

После этого не только не собралась толпа любопытных, а, напротив, рассеялась и та небольшая группа офицеров, которые были свидетелями происшествия. Офицеры разошлись по домам, обсуждая между собой причины дуэли и строя предположения о том, когда и где «дело чести» может состояться.

Мы с Галлахером тоже отправились ко мне на квартиру и стали готовиться к поединку.