— Не обладает, значит, лекарственной силой?

— Нет, не обладает, хотя знахари называли дербенник «всем травам мати». Из него готовили всевозможные порошки, настойки, отвары. Лечили, вернее, пытались лечить грыжи, желудочные недомогания, даже сердечную тоску. Не знаю, как насчет последней, но все остальное не подтвердилось.

— Зачем же Георгий Мартынович им занимался?

— По многим причинам. Во-первых, отсутствие каких-либо терапевтических свойств у отдельно взятого цветка еще ни о чем не говорит. Они могут проявиться в комплексе с активными веществами других растений, усилить их действие, увеличить стойкость и так далее. Я уж не говорю о том, что последнее сказанное наукой слово почти никогда не бывает в действительности последним. Истина, добытая на одном уровне знаний, может быть опровергнута на более высоком. Вот почему Георгий Мартынович считал необходимым время от времени производить переоценку ценностей. Утвержденный у нас список растений-целителей далеко не исчерпывает активы зеленой аптеки. Многие растения, официально не принятые у нас, широко используются в фармакопее других стран — Болгарии, Франции… И наоборот, разумеется.

— Короче говоря, фитотерапия — не догма. Корень у дербенника есть?

— Корень есть у всякой травы, — засмеялась Наталья Андриановна. — Молодец, не теряете нити!.. Оценивая под таким углом зрения нашу колдовскую команду, я остановилась на адамовой голове. Только у нее имеется такой вздутый, с причудливыми выростами корень. Скорее всего, именно с этим растением и работал Георгий Мартынович до самых последних минут…

— Адамова голова? — Люсин поспешно раскрыл записную книжку.

— Я дам карточку. Тут все, что вам надо. Адамовым корнем у нас зовут знаменитую мандрагорую.

— Как же! Самое колдовское средство средневековой Европы!

— Именно так. Собственно, оттуда и пришел к нам слух о «царе во всех травах». В русских народных сказаниях о мандрагоре говорится довольно скупо, больше в письменных источниках. Впрочем, судите сами, — она передала ему карточку. — Только не забудьте вернуть. Не хотелось бы нарушать коллекцию.

Усаживаясь рядом с Самусей и ощущая пьянящее головокружение, Владимир Константинович жадно впился глазами в знакомую бисерную вязь строчек. Скользнув, не задерживаясь, по народным названиям: мужской корень, покрик, сонное зелье, черный осот, пупочник, шишкарник, шелобольник, пустотел, — он молниеносно отыскал то, что считал наиболее для себя важным на текущий момент.

Химический анализ одного из пяти видов мандрагоры (Средиземноморского) показывал высокое содержание гиосциомина, скополамина и других сложных алкалоидов. Мысль, которая мелькнула еще при первом осмотре обезображенного взрывом кабинета, получала серьезное подкрепление. Темное веяние сумасшествия, которое явственно ощущалось во всем этом деле, рождало серьезное подозрение. Постоянная работа с растительными ядами и уж тем более взрыв, приведший к неконтролируемому выбросу, несомненно, могли вызвать глубокое отравление. Стойкие галлюцинации. Утрату самоконтроля. Расстройство мышления.

В таком состоянии ничего не стоило, например, сесть в первый попавшийся поезд и покатить незнамо куда.

«А билет?» — родился вполне закономерный вопрос. «А что билет? — мгновенно парировало разлетевшееся воображение. — Можно и билет взять в бесконтрольном сомнамбулизме». — «Куда, интересно? Ведь дальше Москвы из Синеди не уедешь. Или в Москве пересадка? Благо три знаменитых вокзала к услугам — куда хочешь, туда и кати… Билет, в сущности, не проблема. Сколько верст отмахать можно, пока высадят на неведомой станции! До Москвы опять же добираться тоже не обязательно, когда Калинин на полдороге. Тут всесоюзным розыском пахнет. Система многовариантная».

Все более увлеченный заново обкатываемой версией, Люсин рассеянно прочитал написанное на обороте:

«А кто хощет диавола видеть или еретика, и тот корень возьми водой освяти, и положи на престол и незамай сорок дней и те дни пройдут носи при себе — узришь водяных и воздушных демонов».