— Запомнили, однако, — Люсин был благодарен ей даже за этот пустяк.

— Лучше сформулируем так: не забыла, — непринужденно парировала она. — Надеюсь, в мореходке основательно повыбили из вас байронизм?

— Совсем напротив — загнали вглубь.

— По крайней мере, вы научились драить медяшку, чистить картошку и мыть на кухне полы.

— В камбузе, — уточнил Люсин. — Не терзайте слух моряка, гражданочка.

— Вот таким вы мне нравитесь гораздо больше.

— Отныне я всегда буду только таким.

— Скоро надоест.

— Придется обучиться секрету вечной новизны. С кем вы предпочитаете иметь дело сегодня?

— Оставайтесь лучше самим собой. — Наташа видела, что внешняя непринужденность дается ему с немалым трудом. Ей и самой было куда как муторно. Намереваясь вежливо распрощаться и повернуть к дому, она тем не менее почему-то медлила, через силу поддерживая готовую увянуть беседу.

— Боюсь, что в качестве сыщика я покажусь вам уже совершенно неинтересным, — сказал Люсин. Его губы дрогнули в мимолетной, чуточку горькой улыбке. — Как жаль, что вы так скоро добрались до истинной сущности. На сем реквизит исчерпывается. Небогатый, приходится признать, реквизит…

— Зачем вы так? — Наташа ощутила себя слегка уязвленной, но тут же устыдилась и, доверительно приблизив лицо, спросила с участием: — Вам, наверное, очень трудно?

— Не то слово, — признался Владимир Константинович. — Нет ни малейшего намека на личность убийцы, хоть на какие-нибудь его приметы. Даже крохотной песчинки с места преступления, за которую можно было бы зацепиться! По всем статьям — абсолютный нуль. В таких условиях мне еще не приходилось начинать дело. Лавров ждать, увы, никак не приходится.

Стремясь поделиться тревогами и сомнениями, которые слишком долго носил в себе, Люсин ударился в воспоминания. Но едва он начал рассказывать о зверском убийстве одной старой актрисы, как что-то заставило его остановиться на полуслове. Не только то давнее дело, связанное с кражей бриллиантов и оставшееся нераскрытым не по его вине, но и нынешние терзания растворились в жарком, внезапно накатившем забытье. Ему словно было даровано ощутить невозвратимое очарование текущего мига. Не прошлое с его перепутанными воспоминаниями, не туманные и, как правило, несбыточные надежды на будущее, но лишь это неуловимое, вечно ускользающее мгновение обладало самодовлеющей ценностью.

Совершилось неподвластное времени преображение. Покинул свой пост и куда-то к чертовой матери запропастился стерегущий каждое слово внутренний страж. Если и не впервые в жизни, то впервые за много-много лет Люсин перестал видеть и слышать себя со стороны. Поле его зрения, только что обнимавшее чуть ли не весь противоположный берег — от утопающих во мгле колоколен Новодевичьего до ослепительных светильников стадиона, — сузилось почти до точки, а вернее всего, возвысясь над трехмерностью пространства, обрело какую-то иную, высшую геометрию.

— Наташа! — хотел он позвать, но губы не повиновались.

Аромат ее духов, тонкий и скрытный, властно перехватил дыхание. Темной влагой блеснули глаза и длинные уверенные губы ее в случайном озарении холодных ночных огней.

Как лунатик, он потянулся к подсвеченному хрупкой фосфорической голубизной, неузнаваемому лицу.

— Я думала, что ты никогда не решишься, — благодарно шепнула она.