Другой француз, с темными глазами, вдруг быстро заговорил хриплым голосом.

– Вы ведь не отправите нас обратно, мсье? – умоляюще сказал он. – Мы сдаемся в плен вам. Мы не можем… – речь его стала невнятной от слабости и истощения.

Буш, как всегда наблюдательный, был весьма удивлен всем увиденным.

– Я могу понять, что их мучит жажда, – сказал он, – но они не могли так исхудать только за то время, пока добирались сюда с Кабреры. Они могли догрести сюда на плоту за пару суток – даже, если бы не было ветра.

– Когда вы покинули остров? – спросил Хорнблауэр.

– Вчера.

Хорнблауэр перевел для Буша.

– Для того, чтобы загореть как эти двое, понадобился не один месяц, – заметил Буш. – Эти двое ходили голышом, по крайней мере, несколько недель. Интересные вещи должны твориться на Кабрере.

– Скажите, – спросил Хорнблауэр французов, – каким образом вы стали – такими как сейчас?

Это была долгая история, тем более, что она прерывалась, когда спасенные пили и ели, а также, когда Хорнблауэру приходилось переводить наиболее яркие части их рассказа для Буша.

Их было двадцать тысяч, этих несчастных – большей частью из числа французских войск, окруженных в Байлене, но многие попали в плен в других сражениях и стычках, которые во время заключения на материке раздражали победителей своими постоянными попытками к бегству. В конце-концов испанцы собрали все двадцать тысяч и высадили на остров Кабрера ­– одинокую скалу, площадью всего несколько квадратных миль. Это случилось два года назад. Испанцам даже не понадобилось держать на острове гарнизон – морская мощь Британии делала невозможной любую попытку французского флота оказать помощь пленникам, к тому же на острове не было материалов, чтобы сделать лодку или плот, за исключением бревен и досок, изредка выбрасываемых морем. Два года двадцать тысяч несчастных пленников жили на голой скале, выдалбливая в ней норы для защиты от летнего солнца и зимних штормов.

– Там было только два колодца, мсье, – вздохнул голубоглазый француз, – иногда они высыхали. Но часто шли дожди.

Математический ум Хорнблауэра невольно некоторое время занялся разрешением задачи – как обеспечить двадцать тысяч человек водой из двух колодцев. Получалось, что на каждого из пленников в лучшем случае приходилось лишь по несколько глотков, даже когда колодцы не пересыхали.

Конечно же, на острове не было никакого топлива – ни один из двадцати тысяч за два года не видел огня и, конечно же, никакая одежда не выдержала бы двадцать четыре месяца непрерывно под солнцем, дождем и ветром.

Впрочем, иногда испанцы доставляли на остров пищу, которую заключенные поедали в сыром виде.

– Продуктов было недостаточно, мсье, – пояснял француз. Хорнблауэр был достаточно знаком с испанским обращением, чтобы догадаться насколько недостаточно. – А иногда их вообще не привозили. Из-за ветра, мсье. Когда ветер дул с востока, мы голодали, мсье.

Буш тем временем внимательно изучал карту и лоцию западной части Средиземного моря.

– Это правда, сэр, – заявил он. – Там только один участок берега, пригодный для высадки и как раз на восточном берегу. Практически невозможно высадиться при восточных ветрах. Здесь также упоминается, что на острове только два колодца и совсем нет деревьев.

– Испанцы обещали привозить продукты дважды в неделю, мсье, – продолжал француз. – Но иногда проходило по три недели, прежде чем им удавалось выгрузить их на сушу.

– Три недели!

– Да, мсье.

– Но… но…

– Те из нас, кто были похитрее, делали себе тайнички подальше в скалах, чтобы продержаться в трудные времена. Конечно, нам приходилось их защищать. Что касается других… Для них оставался только один вид пищи, зато в избытке. Вы понимаете, мсье… Сейчас там уже гораздо меньше двадцати тысяч человек.

Хорнблауэр выглянул в иллюминатор на темную полоску суши далеко на горизонте, где даже в просвещенном девятнадцатом веке все еще процветал настоящий каннибализм…

– Спаси нас Бог! – воскликнул Буш.

– Продуктов не было уже с неделю, когда мы вчера бежали с острова, мсье. Зато восточные ветры всегда пригоняют какие-нибудь куски дерева. Голод и бревна… Мы нашли два древесных ствола, я и Марсель. Многие на острове хотели бы попытать счастья, мсье. Но мы были сильны, сильнее многих на острове, – и француз гордо посмотрел на свои тонкие, почти лищенные мускулов, обтянутые сухой кожей руки.

– Да, мы действительно сильнее, – добавил Марсель. – Даже если бы ваш корабль не подобрал нас, мы могли бы достигнуть Испании и при этом остаться в живых. Я надеюсь, император завоевал уже всю материковую часть страны?

– Пока нет, – коротко ответил Хорнблауэр. Он не был готов достаточно кратко описать словами весь тот хаос, который носил гордое имя «войны за Иберийский полуостров»

– Испанцы все еще удерживают Валенсию, – продолжал он после паузы. – Если бы вы добрались до побережья, они бы отправили вас обратно на Кабреру.

Французы переглянулись; очевидно, они опять хотели разразиться потоком слов, но Хорнблауэр раздраженно прервал их.

– Идите и попытайтесь поспать, – сказал он, выходя из каюты.

На палубе воздух казался чище даже после мрачных картин, которые рассказы французов вызвали к жизни в мыслях Хорнблауэра. Он испытывал отвращение к тем мукам, на которые одни живые существа порой обрекают других. Хорнблауэр шагал по палубе своего корабля, невыносимо страдая при мысли о французах, голодающих на острове Кабрера. Резкий восточный ветер, «левантиец», очевидно, будет продолжать дуть еще по крайне мере, неделю – насколько он верно понимает признаки изменения погоды. Конечно, проблемы французов, взятых в плен испанцами, его не касаются. Кабрера лежит в стороне от его курса, а британское правительство очень консервативно относится ко всему, что связано с использованием военных кораблей не по прямому назначению. Будет дьявольски трудно объяснить адмиралу, если Хорнблауэр попытается хоть чем–нибудь облегчить участь французских пленных на острове Кабрера. Ни один здравомыслящий человек – а тем более, ни один британский морской офицер, – никогда бы не предпринял подобной попытки. Напротив, каждый здравомыслящий человек просто пожал бы плечами и сделал бы все, чтобы забыть о дьявольских страданиях французов, умирающих среди скал…