— Были ли какие-либо другие причины для отъезда?

— У меня и Агаянца было горячее стремление скрестить шпаги с японской разведкой, которая в обстановке конца 1931 года явно угрожала нам. Хотелось не заниматься липовыми делами, а заниматься ими нас могли заставить, но продолжать честно работать. Поэтому и решили отправиться в Восточную Сибирь.

— Борис Игнатьевич, в прошлые годы Вы об этом не рассказывали.

— В прошлые годы время было другое. О своей разведывательной работе в Японии я Вам тогда тоже ничего не рассказывал.

— Вашу фразу «подробности не для печати» хорошо помню.

— Вот именно. Не обо всем тогда можно было говорить.

В последние месяцы 1931 года новый начальник ИНО ОГПУ Артузов все чаще подходил к географической карте, висящей на стене его кабинета. Взгляд упирался в дальневосточные границы Союза. Огромный регион от Байкала до Владивостока и извилистая лента границы, протянувшаяся на тысячи километров. К этой границе после начала оккупации Маньчжурии частями Квантунской армии продвигались японские войска. Островная империя закреплялась на азиатском материке, захватывая одну из провинций Китая и создавая плацдарм для дальнейшей агрессии против Советского Союза. Обстановка в дальневосточном регионе менялась для нашей страны и менялась в худшую сторону. Конечно, обороной дальневосточных границ занималось военное ведомство. Как начальник ИНО, Артузов хорошо знал о тех мероприятиях по усилению войск ОКДВА, которые военное руководство страны начало проводить сразу же после 18 сентября — даты начала оккупации Маньчжурии.

Но если мероприятия по военному усилению дальневосточных рубежей шли по линии Наркомата по военным делам, то все мероприятия по установлению прочного заслона против проникновения японской и находящейся на службе у империи белогвардейской агентуры на советскую территорию ложились на плечи ОГПУ. И здесь активной и успешной деятельности ИНО придавалось большое значение. Границы в Приморье и по Амуру были прикрыты прочно. Полномочное представительство ОГПУ в Дальневосточном крае существовало давно. Полпред Терентий Дерибас, назначенный в Хабаровск, был опытным руководителем. Во главе иностранного и контрразведывательного отделений Особого отдела стояли квалифицированные сотрудники с многолетним стажем работы, отлично знавшие специфические особенности дальневосточного региона. Имелась и своя агентура в пограничной полосе Маньчжурии, «освещавшая» центры японской разведки и белогвардейскую эмиграцию.

А в Забайкалье положение было гораздо сложнее. Восточно-Сибирский край, куда вошли Читинская область и Бурят-Монгольская республика, граничившие с Маньчжурией, был образован в 1930 году. Аппарат Полпредства ОГПУ только еще формировался, и опытных и квалифицированных сотрудников не хватало. Артузов хорошо знал и Борисова, и Чибисова, с которыми работал в КРО, и мог на них положиться. Но два надежных работника не могли «тянуть» работу всего отдела. Рассчитывать на местные чекистские кадры не приходилось. Нужны были годы упорной оперативной и агентурной работы, чтобы они стали мастерами своего дела. Но времени для такой подготовки квалифицированных кадров не было. И пятьсот километров забайкальской границы не были обеспечены от действий японской разведки ни оперативным, ни агентурным прикрытием. О том, как поправить положение, как закрыть эту брешь, и думал начальник ИНО, стоя у географической карты.

В кабинет вошел секретарь.

— Артур Христианович, Гудзь и Агаянц в приемной, просят принять их.

— Очень хорошо, зовите.

Вышел из-за стола, поздоровался с обоими чекистами, усадил за длинный стол для заседаний. Сам сел рядом. Не любил начальник разведки разговаривать с людьми, восседая за массивным письменным столом. Даже когда собиралось довольно много сотрудников, садился вместе со всеми или ходил по своему большому кабинету. О предполагаемой поездке он знал: Гудзь уже приходил советоваться. И если они окончательно решатся, то это будет то, что нужно. Два опытных сотрудника Центра смогут успешно руководить важнейшими отделениями Особого отдела Полпредства. А с Борисовым они сработаются: отлично знают друг друга.

— Догадываюсь, о чем будет разговор. Все обдумали и решили ехать?

— Решили, Артур Христианович.

— Правильно. Обстановка в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке сейчас весьма напряженная. Захват Японией Маньчжурии, выход войск Квантунской армии к дальневосточным границам страны и создание плацдарма агрессии на азиатском материке означают резкую активизацию деятельности белогвардейских центров в Маньчжурии. Такие организации, как РОВС(А) под руководством генерала Шильникова и Русская фашистская партия Родзаевского, получили новых хозяев, большие субсидии и активизировали свою разведывательно-диверсионную деятельность против Восточной Сибири и Дальнего Востока. Здесь складывается положение, аналогичное положению в Европе в начале 1920-х годов. В этих условиях белогвардейские центры должны будут проявить максимум активности, и мы несомненно столкнемся с различными попытками проникновения на нашу территорию вражеской агентуры. Но успех этой агентуры может быть только при условии, что она будет опираться на какие-то связи на нашей территории. Без этих связей агентура противника едва ли сможет добиться заметных успехов в своей разведывательной и диверсионной деятельности. Поэтому сохраняется обстановка, при которой мы можем создать свои связи или овладеть уже имеющимися связями противника на нашей территории и на этой основе развивать легенду, чтобы принять на себя по нашему каналу активность противника и локализовать ее.

— Артур Христианович, как Вы считаете, стоит ли нам в Забайкалье попробовать легендировать антисоветскую организацию по модели «Треста», или это всего лишь старая история? — спросил Гудзь.

— А почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Артузов. И добавил: — Мне кажется, что в идее «Треста» остались неисчерпанными многие потенциальные возможности. Тут дело не в самой модели как таковой, хотя она превосходна, а в вашем чекистском мастерстве, если хотите, артистизме исполнителей главных ролей, в точном учете и психологии противника, и местных условий.