С. Как долго продолжалось их господство после того, как Гитлер пришёл к власти?

М. Сейчас вы затрагиваете дело моей жизни, так ведь?

Разве это не прекрасно, получать удовольствие от своей работы?

С. Я не знаю об этом.

М. Я уверяю вас, что я доволен своей работой в Германии, тем, что руководил гестапо. До того дня коммунисты царили в Германии, но скоро они узнали, что у меня острые зубы и я знаю, как их использовать. Сначала было необходимо учредить организацию. Гестапо было прусской политической полицией, когда я вступил в должность. Я немного расширил его, внедрив некоторых своих товарищей из баварской политической полиции Мюнхена, и тогда мы начали организовывать структуру, способную уничтожить ещё не вылупившихся гадюк.

С. Как драматично.

М. Так, так, менее критично. Вы никогда не сталкивались с этими паразитами? Наиболее важным было опознать врага, узнать структуру его организации и место, которое занимает каждый агент. Это было очень сложное и требующее времени задание, и я начинал с того, что завёл картотеку. На каждого в Германии, кто даже отдалённо мог рассматриваться как коммунист или симпатизирующий им, более того, как кто-то, кто мог хотеть стать прислужником Москвы. Мы имели информацию. Страна была поделена на регионы и подрегионы, которые имели свои картотеки и посылали копии в центральный офис в Берлине. Мы установили всевозможные устройства для хранения записей, делали пометки на карточках, так что мы могли, помещая информацию в машину, получить данные на любого человека. Это прекрасно работало, и в итоге у нас выстроилась точная картина сети советской разведки в Германии, что позволяло ликвидировать почти все существующие сети и выследить новые, когда они появлялись.

С. И ликвидировать агентов?

М. В основном нет. Они начинали работать на нас. Профессиональные агенты почти всегда так делали. У нас были проблемы с низшими чинами, потому что они верили в святого Маркса и рассматривали сотрудничество с нами – как благочестивый христианин рассматривал бы работу на дьявола. Почти все они были перевезены в лагеря, где и содержались. Вы знаете, это очень забавная история, в новых книгах говорится, что лагеря были построены только для того, чтобы мучить и убивать евреев, но поверьте, цель системы лагерей – изолировать антигосударственные элементы, и это включало профессиональных преступников, лиц с отклоняющимся от норм поведением и особенно – большинство коммунистов. Евреи представляли только очень небольшой процент; но здесь были не евреи-коммунисты, а евреи как евреи. Поверьте, нас намного больше интересовали советские агенты, чем еврей-лавочник из Майнца.

С. Полагаю, мы ушли от темы.

М. Это ваша точка зрения, но мы можем продолжить. Мне никогда не удавалось полностью уничтожить сети, но я перевёл их руководство и их основных агентов в Швейцарию или во Францию. Правда, многие смогли сбежать в Англию и в Соединённые Штаты, где начали выдавать себя за беженцев от «отвратительных нацистов». Ваш Голливуд наполнен этими трагическими персонажами, но остальные поехали в Лондон или Вашингтон, где развернули междоусобную грызню. Кстати, в этом преимущество диктатуры.

С. Поясните.

М. Мы за несколько лет можем достичь некоторых вещей, которых демократия не может достичь никогда, за несколько лет. Позвольте мне сравнить диктатуру и демократию на примере больного человека. В одном случае он отправляется в больницу, его лечат, а когда он выздоравливает, отпускают к семье. В случае с демократией не существует лечения – больной заражает всех вокруг себя и все умирают. Если у вас гангрена, вы должны отрезать ногу, или инфекция попадёт во внутренние органы и вы умрёте. И если вы не отрубите коммунистов и их союзников от вашей системы, они отравят её и в конце концов доведут до такого состояния, когда смогут поглотить её.

Вы думаете, что я паникёр, но я из тех людей, с кем вы могли бы поговорить… за исключением, я полагаю, высших чинов НКВД… могу сказать вам по своему долгому и очень горькому опыту об ужасной угрозе, которую советский коммунизм представляет для всех цивилизованных и развитых стран. Я знаю их методы тайного проникновения в охраняемые объекты и нападения лучше, чем кто бы то ни было, и это, мой друг, объясняет, почему мы сидим здесь и почему ваш президент хочет нанять меня как известного крысолова из Гамельна. Ему безразлично, кем или чем я являюсь, до тех пор, пока я могу делать для Америки то, что я делал для Германии, при этом не имеется ввиду заталкивание евреев в духовки или смертное избиение министра его деревянной ногой. Вы знаете, время от времени я чувствую упрёк с вашей стороны, и я полностью осознаю, что вы должны ненавидеть меня. Видимо, вы представляете меня в образе этакой Немезиды для евреев, которой на самом деле не являюсь. Почему бы вам не признать это сейчас?

С. Мои чувства не важны. Мы оба знаем, что важно, а то, что мы думаем друг о друге. – не существенно, не так ли?

М. Это вам так кажется. Я здесь не для того, чтобы обидеть вас или чтобы вы обидели меня, я думаю, мы достаточно цивилизованные люди, чтобы отмести всё лишнее.

Столетия тому назад, как вам известно, была великая война в Европе. С одной стороны католическая церковь и с другой – приверженцы Лютера. Эта война продолжалась около сотни лет и нанесла огромный ущерб общественному устройству Европы. Вы знаете, что послужило причиной этой продолжительной бойни? Знаете? Лютер был очень недоволен тем, что не мог участвовать в прибыльной продаже папских индульгенций. Хотя его попытки реформ базировались на фактах, мотивация основывалась на жадности и зависти. Но вы ведь признаёте, что Лютер считается великим немецким патриотом только потому, что немецкие князья решили, что они могут делать больше денег и сохранять больше власти, вырвавшись из-под диктаторского правления Рима. Это не вера, мой друг, это, скорее, более основательные мотивы.

Я также могу напомнить вам о действительно свирепых вещах, которые Лютер написал о евреях. Вы ведь сталкивались с ними, так?

С. Да.

M. Новые религии хуже. Коммунизм – тому пример. Он базируется на псевдоэкономике и в конце концов рухнет ещё и потому, что он требует беспрекословного подчинения приказам Москвы. Евреям это нравится, потому что Сталин обнимает их, во всяком случае на публике, что даёт им чувство общественной важности. Кстати, я всегда считал евреев очень умными и лояльными. Советские евреи пожалели о своей лояльности Сталину в итоге, а евреи в Германии, те, кто жил там сотни лет, были так же лояльны и сдержанны, как и все остальные в нашей стране. Многие сражались и погибли на войне и заслужили высочайшие награды. Был даже один лётчик-ас, награждённый орденом за заслуги, и это был еврей-офицер, который когда-то представил Гитлера к Железному кресту. Я всегда хотел расспросить об этом, когда встречал Гитлера и видел его орден, но он не говорил о таких вещах.