В 1924 году Мюллер женился на Софи Дишнер её отец издавал в Баварии газету правого направления, оппозиционную Гитлеру. 4 января 1927 года родился сын Рейнхард, а 9 сентября 1936 года – дочь Элизабет. У девочки были выраженные монголоидные черты, что вызвало серьёзные трения в семье Мюллера. В дальнейшем он суженой разошёлся (у него был длительный роман со своим личным секретарём, Барбарой Хельмут) Мюллер и его жена были ревностными католиками, и, даже сделавшись высшим офицером СС, Мюллер отказался покинуть церковь В NSDAP {Национал социалистическая германская рабочая партия } он вступил очень поздно, и исключительно под давлением карьерных обстоятельств В действительности Мюллер не был адептом партии в период её борьбы за власть в Мюнхене в 20-х – начале 30-х годов Когда Мюллер и несколько его сослуживцев были приняты в СС и начали работать в гестапо, сослуживцы, состоявшие в партии, были шокированы и так никогда и не примирились с этим фактом, чувствуя себя оскорблёнными. Взлётом своей карьеры и успешной деятельности разведслужб под его началом Мюллер был обязан собственной напористости и безжалостности. Он не любил себя афишировать, и его фотографии весьма редки. Когда после войны власти США разыскивали Мюллера, они тщательно допросили Эрнста Кальтенбруннера, считавшегося его начальником. Комментарии этого человека, не испытывавшего симпатии к Мюллеру и которого тот, в свою очередь, не только не уважал, но и фактически игнорировал, довольно интересны. Вот цитата из допроса:
«Влияние Мюллера на формирование штата гестапо сказывалось не только в период его основания; позже все должности в отделе IV были заняты людьми, которых он выбрал сам, включая и полицейских представителей на местах… Брак Мюллера был неудачным. У него было двое детей. Один был мальчик 17 лет, призванный на службу перед самым концом войны. Второй ребёнок был намного младше. Этот ребёнок имел явные монголоидные черты, и считалось, что именно по этой причине Мюллер избегал всякого общения с друзьями и соседями. Из-за неблагоприятной обстановки дома Мюллер проводил почти всё время на службе. Круг его общения – сослуживцы: Губер, Пиффрадер, Гейслер, Мейзингер и Готтхальмсейдер… Когда я встретился с ним впервые, я не заметил в нём ничего особенного. Он был невысокого роста, с пронизывающим взглядом тёмных глаз и не производил впечатление человека открытого и сердечного, но было в его облике нечто привлекательное. При этом он был вежлив („корректен“), но, возможно, чересчур скромен… У Мюллера была замечательная память, и он помнил каждого человека, с которым хотя бы однажды встречался, и все события. Для Гиммлера он был настоящей живой энциклопедией… Он всегда хотел делать всё сам и не давал своим сотрудникам возможности действовать самостоятельно; по существу, эту его скверную привычку критиковал даже Гиммлер».
Существует очень немного описаний того, как Мюллер вёл допрос, в чём он был большим мастером. Мюллер отличался большим упорством и иногда проводил допрос несколько часов подряд. У него была замечательная память, и ему почти всегда удавалось извлечь из показаний правду. Единственное сохранившееся свидетельство почерпнуто из записок схваченного гестапо британского агента капитана Беста. Бест был похищен в Голландии после покушения на жизнь Гитлера в ноябре 1939 года и доставлен на допрос к Мюллеру.
«Мюллер был подвижный, невысокий человек чрезвычайно приятной внешности. В своей одежде он подражал Адольфу Гитлеру – серый форменный френч, бриджи в полоску и высокие сапоги. Он начал „давить“ на меня сразу, как только вошёл, и по мере того как он приближался, он повышал голос с большой виртуозностью. Когда он подошёл вплотную ко мне, его голосовые связки были на пределе. „Вы находитесь в руках гестапо. Не воображайте, что к вам здесь будут относиться с изысканным уважением. Фюрер уже показал миру, что он непобедим, и скоро он избавит народ Англии от евреев и плутократов вроде вас. Вам угрожает серьёзная опасность, и если вы хотите дожить до завтрашнего дня, вам следует поостеречься“. Затем он сел на стул напротив меня и придвинул его как можно ближе, как будто собирался загипнотизировать меня. У него были довольно забавные глаза, которыми он очень быстро водил из стороны в сторону. Вероятно, по замыслу это должно было вселять ужас в сердце сидящего перед ним». Затем Бест столкнулся с Гейдрихом, который закричал на него: «Пока что с вами обращаются как с офицером и джентльменом, но не думайте, что так будет продолжаться, если ваше поведение не исправится. У вас есть два часа, чтобы признаться во всём. Если вы этого не сделаете, я передам вас гестапо, где привыкли иметь дело с подобными бандитами и преступниками, и вам их методы не понравятся».
Я повернулся к Мюллеру, который стоял рядом, и спросил: «Кто этот неуравновешенный молодой офицер?» Тут Гейдрих совершенно вышел из себя, у него в буквальном смысле выступила пена на губах; по крайней мере, он забрызгал меня слюной. Мюллер быстро выдворил меня из этой комнаты и втолкнул в другую. Позлее он зашёл ещё раз и сказал, чтобы я не принимая это слишком всерьёз: «Суп с плиты не едят сразу». Бест заключает своё описание Мюллера следующими словами: «Исходя из собственного опыта, я всегда считая Мюллера очень порядочным человеком».
Генрих Мюллер был пяти футов семи дюймов ростом, плотного сложения, с коротко подстриженными на висках тёмно-каштановыми волосами и правильными чертами лица, У него был маленький твёрдый рот, и он редко улыбался, но в его лице, как, по сути, и во всём его облике, наибольшее внимание обращали на себя глубоко посаженные глаза, очень пристально вглядывающиеся в людей.
Он слегка прихрамывая при ходьбе после полученного на войне ранения. Один из тех, кто допрашивал его после войны и который в приведённых далее стенограммах выглядит, скорее, ещё одной жертвой допросов Мюллера, тоже оставил несколько личных впечатлений о бывшем начальнике гестапо:
«В личном общении с Мюллером, не отражённом в протоколах, я видел обходительного, очень умного и проницательного человека, не лишённого некоторого мрачноватого чувства юмора. Он замечательно умел принять гостей, и по всему было видно, что он высоко поднялся над своим происхождением из низших слоёв среднего класса. Он демонстрировал значительные познания в литературе и музыке, держал превосходный стол, и его выбор вин всегда был безупречен…
Однако в ходе наших интервью он часто вёл себя грубо, был саркастичен и скор на колкости в мой адрес, что совершенно противоречило его манерам в приватной обстановке…
Мюллер не любил говорить о своих отношениях с женой или дочерью, которая, похоже, была умственно отсталой, но своего сына он, по-видимому, очень любил и часто с удовольствием рассказывал о нём, когда не велась запись… Он остался убеждённым католиком и регулярно посещает мессу, и, похоже, его привязанность к церкви очень сильна… Его знания о структуре и образе действий коммунистической разведывательной системы вызывают благоговейный страх, и его обстоятельные рассуждения отражают живость его ума. Мне довелось встречаться и работать с генералом Геленом, но Мюллер значительно превосходит Гелена по глубине своих познаний и умению их применять…
Он обладал крайне неудобной привычкой брать на себя управление любым разговором и вести его так, как удобно ему. Уверен, что эта тенденция будет отражена в записи… Мюллера сложно назвать жестоким человеком» но, несомненно, он им является… Это не физическая жестокость, к которой Мюллер не склонен, но его ужасные наскоки на людей исключительно жестоки по своей природе. Он на свой манер очень настойчив и упорен, и я лично сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог долго продержаться против него в словесном поединке… Ни в коем случае не будучи нацистом, Мюллер тем не менее оставался в Берлине до самого конца, хотя тем самым подвергал себя огромному риску. По его словам, и я ему верю, он делал это потому, что согласился помочь Гитлеру. На вопрос, почему он не покинул Берлин раньше, он ответил только, что дал слово и сдержал его. Похоже, он удивился, что я задал ему такой вопрос…
Совершенно очевидно, что Мюллер – человек с сильным характером, очень упрямый, циничный, часто профессионально жестокий и властный. Он весьма пренебрежительно отзывался обо всех своих начальниках, исключая Гитлера и, пожалуй, Геринга, но всегда служил им до конца…
Заслуживает внимания его отношение к его бывшим агентам; он отказался выдать хоть кого-нибудь из них и показал себя очень несговорчивым в этом вопросе… В общении с ним следовало проявлять некоторую осторожность, поскольку он не выносил небрежности, и из бесед с другими людьми мы поняли, что в гестапо его не любили. Он безжалостно гонял своих подчинённых и предъявлял к ним очень высокие профессиональные требования. Это правда, что он мог посадить агента гестапо в тюрьму за неподчинение… безусловно, весьма забавным и странным было то, что он финансировал своё бегство, присвоив большую сумму денег из тех, которые СС выручили в результате операции с фальшивыми деньгами – операции «Бернгард», которой он неоднократно пытался помешать, поскольку считал, что она ведёт к коррупции. Мне показалось, что было бы неблагоразумно сказать ему об этом».