— Я собрала все необходимые сведения касательно вашей личности, — начала императрица, когда мы остались одни. — Я знаю о вашем поведении в Швеции, и, что бы другие ни говорили или ни думали об этом, я горячо приветствую его. Вы правы, мой юный французский друг, в том, что разумнее принять сторону королей, нежели их врагов, ибо это очень надежная позиция: никогда не остается в проигрыше тот, кто так поступает. Под маской популярности Густав укрепляет свой трон, и, раскрыв заговор, угрожающий ему, вы славно послужили деспотизму, с чем я вас и поздравляю. Ваш возраст, ваша внешность, то, что говорят о вашей мудрости, весьма меня заинтересовали; я могла бы внести немалый вклад в увеличение вашего состояния, если вы пожелаете послужить мне…

— Мадам, — воскликнул я, тронутый прелестями этой необыкновенной женщины, которой к тому времени исполнилось уже сорок лет, — счастье послужить вашему величеству — вот достаточная награда за мои скромные услуги, и я заранее клянусь, что ваши приказы станут долгом моего сердца и наслаждением моей души.

Екатерина протянула мне руку, я с благоговением поцеловал ее; в этот момент с ее шеи соскользнула косынка, и моим глазам предстала величественнейшая в мире грудь; императрица снова прикрыла ее и заговорила о своей худобе, как будто хоть один смертный когда-либо лицезрел более роскошное тело, кусочек которого я только что увидел. Когда она заметила, что я не в силах больше сдерживать свой восторг, она любезно позволила мне убедиться, что остальное вполне соответствует образчику, подсмотренному мной. Ну что могу сказать вам, друзья, кроме правды? А правда состоит в том, что до наступления вечера я продемонстрировал императрице свой орган, который она нашла подходящим, и пригласила меня в свою королевскую постель. Мало женщин того времени могли сравниться с Екатериной красотой, и редко я встречал столь богатые и столь грациозные формы, а когда я почувствовал ее темперамент, перестал удивляться множеству моих предшественников. Все способы наслаждения были по вкусу Екатерине, и вы, конечно, понимаете, что я не отказал ей ни в одном, но в особенности потряс меня ее зад, прекраснее которого я не видел за всю свою жизнь.

— Эти маленькие шалости очень популярны в России, — заметила она, — и я стараюсь не препятствовать им. Но огромное население этой страны способствует увеличению богатства знати, и ее власть меня беспокоит, поэтому я должна принимать меры, чтобы ее ослабить. И всеобщий разгул числится среди самых эффективных; кроме того, он забавляет меня, ибо я люблю порок, уважаю его служителей и считаю своим долгом поощрять его. Я легко доказала бы любому монарху, что он глубоко заблуждается, если не следует моему примеру. Я рада, Боршан, что вы с таким почтением относитесь к моему заду, — дело в том, что в продолжение ее речи я страстно целовал этот предмет, — и заявляю вам, что он будет в вашем распоряжении в любое время, когда вы захотите приласкать его…

В тот вечер я сполна использовал дарованную мне честь: императрица, не лишенная осторожности, не позволила мне продвинуться дальше в первый мой визит, проведя как бы невидимую пограничную линию, которая, впрочем, исчезла неделю спустя, во время второго визита. А при третьей встрече она сказала мне: — Теперь я достаточно доверяю вам, Боршан, чтобы посвятить вас в свои планы. Однако прежде чем изложить их, я потребую от вас жертвоприношения и хочу, чтобы вы сейчас же согласились на это. Кто та красивая шведка, которая постоянно таскается за вами?

— Это моя жена.

— Кем бы она ни была, я хочу, чтобы завтра же ее не было в живых.

— Наполненный почтением член, который вы держите в своей руке, королева, — отвечал я, — готов вынести ей смертный приговор в вашей попке…

— Хорошо, — сказала Екатерина, вкладывая мой инструмент в свой зад, — но я очень кровожадна; эта женщина довела мою ревность до опасной черты, и поскольку я желаю, чтобы ее страдания соответствовали злу, которое она принесла мне, завтра на наших глазах ее тело будут рвать раскаленными щипцами; каждые четверть часа процедура будет прерываться, и ее будут подвешивать в разных позах и ломать ей кости на колесе, и каждый раз палачи будут сношать ее; затем, пока она не испустит дух, я прикажу бросить ее в яму с негашеной известью. В продолжение пыток я буду наблюдать за вашей реакцией, и если вы докажете мне свою твердость, вы узнаете мои тайные замыслы. В противном случае…

Как бы ни была мила Амелия, два года бурных наслаждений достаточно утихомирили мои желания. В ней было чересчур много женственности и нежности и гораздо меньше жестокости, на которую я вначале рассчитывал. Ее слова о том, каким образом она мечтает закончить свою жизнь, как я понял, были с ее стороны всего лишь мимолетным порывом, а быть может, желанием еще больше очаровать меня, но никоим образом не выражали ее истинных чувств. Более того, Амелия начисто лишена той очаровательной снисходительности, которую я ценю в женщине: она упрямо отказывалась сосать меня; что же до ее зада, хотя невозможно отрицать, что он обладал многими достоинствами, я хочу спросить вас: что останется от этих прелестей, если вы будете два года подряд содомировать женщину? Поэтому я согласился с Екатериной, а она заранее радовалась возможности удовлетворить желание, которое когда-то выразила моя жена касательно своей мучительной смерти. На следующий день Амелию привезли в императорскую резиденцию — на этот раз довольно мрачную и находившуюся далеко от города — и представили ее величеству.

Невозможно себе представить восторг этой царствующей особы, которая привыкла видеть, что все и вся склоняется перед ее волей, и ее жестокость по отношению к несчастной шведской девушке была неописуемой: она потребовала от бедняжки самых отвратительных и унизительных услуг, она заставила Амелию облизывать и обсасывать свое тело, она надругалась над ней самым гнусным образом; потом, передав ее в руки палачей, злодейка любовалась пытками, которые происходили в полном соответствии с придуманным ею планом. Она велела мне содомировать почти бесчувственную жертву во время коротких передышек; она пришла в такое исступление, что приказала мне сношать палачей, когда они пытали Амелию, она с удовлетворением видела мой, ни разу не смягчившийся в течение всей процедуры, орган и вынесла, в конце концов, самое лестное мнение о моем характере. А моя истерзанная жена скончалась через одиннадцать часов жесточайшей агонии. Екатерина испытала не менее двадцати оргазмов; в заключение она снизошла до того, что протянула палачам свою царственную руку для поцелуя, а мне сказала, что через неделю я буду знать ее план, и отпустила меня[93] .