В центре витрины, в окружении париков, шиньонов и накладных волос всевозможных оттенков высилась восковая голова анемичного джентльмена с выпученными тусклыми глазами, его безжизненное лицо резко контрастировало с буйной жгуче-черной шевелюрой и столь же черными бакенбардами. Сэр Мармадьюк, вдоволь налюбовавшись сим произведением цирюльного искусства, решительно открыл дверь и шагнул внутрь. Там восседал хозяин, как две капли похожий на своего воскового манекена – те же выпученные глаза, та же анемичная бледность, те же роскошные бакенбарды и шевелюра, чье великолепие свидетельствовала о неустанной заботе о себе ее обладателя.

Хозяин внимательно выслушал джентльмена, при этом его бакенбарды возмущенно встопорщились, а глаза еще больше вылезли из своих орбит.

– Как сэр, вы хотите, чтобы я убрал их? Это невозможно! – в отчаянии вскричал он и беспокойно коснулся ухоженных украшений своих собственных щек. – Вы действительно хотите сбрить такие прекрасные…

– Да! И еще я хочу, чтобы вы подстригли меня как можно короче!

– Слушаюсь, сэр! Очень хорошо, сэр! Но, сэр, ведь бакенбарды… они же так украшают вас, придают вашему лицу такое благородство. Мне доводилось стричь очень высокородных клиентов, средь них даже был один граф, но никогда еще я не видел столь безукоризненных, столь совершенных бакенбард! О, сэр, подумайте о женщинах, ничто так не привлекает прекрасный пол, как…

Тут речь цирюльника была прервана гневным взглядом джентльмена. Хозяин оскорбленно замолк, усадил сэра Мармадьюка в кресло и начал орудовать расческой и ножницами, помазком и бритвой.

Через несколько минут от великолепных кудрей нашего героя остался лишь короткий ежик. Сэр Мармадьюк задумчиво провел по гладко выбритым щекам и взглянул на себя в зеркало. Цирюльник, не переставая замогильно вздыхать, покачал головой.

– Это были самые лучшие в мире бакенбарды, сэр! Они радовали женские глаза и согревали женские сердца, а теперь все кончено, сэр! Все кончено!

– Мне нужна бритва, – сказал сэр Мармадьюк, критично изучая свое отражение.

Хмурое лицо цирюльника несколько просветлело.

– Конечно, сэр. А может, лучше две?

Сэр Мармадьюк кивнул.

– Значит две, сэр. Надо признать – вы и в таком виде не так уж плохо выглядите, глядишь не все потеряно. А мыло? Вам потребуются мыло и помазок?

Сэр Мармадьюк снова молча кивнул.

– Даже самые лучшее лезвие может затупиться, так что вам пригодится и бритвенный ремень, сэр.

Сэр Мармадьюк кивнул.

– Вот и ремень, сэр! Должен вам сказать, сэр, вы так выглядите значительно моложе. Итак, лезвия, мыло, помазок, ремень, я сложу все в мешок, сэр, что бы вам было удобнее нести…

– Нет, – прервал его джентльмен, – мне еще нужна щетка для волос и гребень.

– Безусловно, сэр! Щетка и гребень, конечно же! А вот сейчас, когда вы повернулись, сэр, и солнце осветило ваше лицо немного иначе, вас можно принять за вашего же собственного сына. Просто невероятно! Вот щетка и гребень! Тогда, может присовокупить еще и бутылочку медвежьего сала?

– Спасибо, нет!

– Нет! – воскликнул цирюльник. – Никакого медвежьего сала! Хотя, по правде говоря, бакенбарды нынче в моде, сэр! Джентльмен без бакенбард все равно, что цветок без запаха, а вы расстались с украшением, которое могло бы облагородить лицо любого представителя самых высших кругов, сэр, – герцога, графа, маркиза или баронета! Лезвия, помазок, мыло, ремень, щетка, гребень, все это кладем в мешочек, и никакого медвежьего сала! Это все, сэр?

– Абсолютно! – ответил сэр Мармадьюк и вытащил кошелек.

– Премного благодарен, сэр, и счастливого вам дня, сэр!

Оказавшись на пустынной улице, наш герой еще больше ощутил перемену в собственной внешности. Он шагал мимо витрин, бросая косые взгляды на свое отражение, пока его внимание не привлекла вывеска, на которой незамысловатыми буквами было выведено:

Это был уютный магазинчик, притулившийся в тенистом уголке, скромный и опрятный. Витрина очаровывала соблазнительным многообразием деталей женского туалета, стыдливо прятавших свое предназначение за пеной кружев и оборок. (Сэру Мармадьюку такое оформление витрины показалось несколько неуместным.) Рядом выстроилась целая шеренга модных шляпок. Шляпки с высокими тульями, с низкими тульями, с широкими полями, с узкими полями, шляпки вовсе без полей, а за ними, в глубине витрины теснились платья всевозможных цветов и фасонов.

Сэр Мармадьюк подозрительно огляделся по сторонам, решительно сжал кулаки и шагнул в полумрак магазина, где тут же столкнулся с высокой тощей леди. Леди решительно преградила ему путь, из-за ее спины выглядывала дама более пухлая и менее долговязая.

Сэр Мармадьюк снял шляпу и обольстительно улыбнулся.

– Что вы хотите, сэр? – сурово спросила тощая леди.

– Мадам, – понизив голос, начал наш герой, – мне нужно платье.

Толстушка за спиной тощей леди хихикнула, фигура же ее костлявой напарницы словно пополнилась еще добрым десятком костей, локти и подбородок словно стали еще длиннее.

– Что вы имеете в виду, сэр? – сердито воскликнула тощая леди, окинув нашего героя холодным взглядом давно почившей селедки. – Что вы имеете в виду, сэр, позвольте вас спросить?

– Платье, мадам. А также шляпку.

– Может, все-таки сюртук и бриджи, сэр?

– О, сестра, не… – пухлая леди залилась тонким смехом.

– Розамунда, держи себя в руках! А вам, сэр, следует пройти в лавку напротив. Желаю удачи, сэр! – С этими словами костлявая леди сделала глубокий реверанс.

Сэр Мармадьюк улыбнулся еще обольстительней. Затем не обращая внимания на хозяек лавки, он извлек из карман монокль и поднеся его к глазу, с глубоким интересом начал изучать выставленный на продажу товар.

– Платье, мадам, – не глядя на старшую мисс Блайт, повторил он, – голубое или розовое, с рисунком или без, а также шляпку и прочие мелочи для молодой леди. И еще темный плащ с капюшоном.

Костлявая мисс Блайт сложила руки на груди, вздернула подбородок и издала громкое и презрительное фырканье.

Сэр Мармадьюк невозмутимо указал на платье из голубого муслина с тонким рисунком по подолу:

– Думаю, вот это подойдет – эти кружева и оборки просто восхитительны.

Мисс Блайт хмыкнула, а ее пухлая сестра, уткнув лицо в цветастую ночную сорочку, которую схватила с прилавка, давилась от смеха, издавая странное бульканье.

– Это платье, сэр, – бесстрастно сообщила мисс Блайт, – стоит четыре гинеи!

– Будьте так добры, мадам, заверните мне его.

– Розамунда! – приказала мисс Блайт. – Обслужи господина.

– Так как насчет шляпки? – задумчиво спросил сэр Мармадьюк, сквозь монокль оглядывая прилавок, – что-нибудь с широкими полями, но не слишком бросающееся в глаза…

– Вот, сэр, – младшая мисс Блайт улыбнулась всеми своими ямочками, – как раз для молодой и хорошенькой леди, очень подходит к платью.

– Восхитительно! Беру…

– Новая модель, сэр! – сурово возвестила старшая мисс Блайт, – Тридцать семь шиллингов и шесть пенсов.

– Не сочтите за труд завернуть..

– Невозможно, сэр! Шляпки хранятся в картонках.

– Картонки, мадам, весьма неудобны…

– Картонка и никаких разговоров, сэр! Розамунда, обслужи господина.

Покончив с покупками, сэр Мармадьюк поклонился и удалился. Правда, величественность нашего джентльмена потускнела из-за странной ноши в виде шляпной картонки, которая так и норовила выскользнуть из рук и плюхнуться в пыль. И вот, когда сэр Мармадьюк в очередной раз подхватывал падающую шляпную картонку, его взгляд остановился на длинном пальто грубой шерсти. Этот, совершенно несоответствующий сезону предмет, красовался в темной витрине обшарпанной лавки. У прилавка, облокотившись о стойку, сидел, скрестив ноги, высохший старик весьма злобного вида и свирепо орудовал иголкой и наперстком.