Мы уже успели в этом убедиться.

Что же сказал Брукс Старру там, в Скапа-Флоу, целую вечность тому назад? «Каждый нерв тела, каждая клеточка мозга перенапряжены до крайности, и ты чувствуешь, что находишься на самом краю пропасти, называемой безумием...»

Тивдалл с тупым изумлением подумал, до чего точно описал Брукс это состояние. Теперь он и сам знал, что такое «находиться на самом краю пропасти»... Тиндалл смутно создавал, что стоит на краю той самой пропасти.

Голова словно налита свинцом; мысль пробивается с трудом, словно слепец, бредущий по колена в грязи. Он догадывался, что это, должно быть, первый (а может, последний?) симптом нервного срыва... Одному Богу известно, сколько было таких срывов на «Улиссе» за последние месяцы... Но он все-таки адмирал... Он обязан что-то предпринять, что-то сказать.

— К чему гадать на кофейной гуще, Дик? — произнес он жестко.

Вэллери пристально поглядел на адмирала: находясь на мостике, старина Джайлс никогда прежде не обращался к нему иначе, как «командир».

— Надо что-то предпринять, на что-то решиться. Для успокоения совести оставим «Вектру». И никого больше. — Тиндалл усмехнулся. — Для черной работы, которая нам предстоит, понадобится по крайней мере пара эсминцев.

Бентли, запишите текст радиограммы: "Всем кораблям охранения и коммодору Флетчеру на «Кейп-Гаттерасе»...

Рассекая непроницаемую стену тумана, на зюйд-вест мчались четыре корабля, покрыв за десять минут половину дистанции до корабля противника.

«Стерлинг», «Викинг» и «Сиррус» поддерживали постоянную радиосвязь с «Улиссом»: для них, ничего не видящих за серой пеленой, «Улисс» был поводырем.

— На мостике! Докладывает радиометрист! Докладывает радиометрист!

Глаза всех, кто там находился, впились в диск динамика.

— Противник ложится на зюйд, увеличивает ход.

— Поздно надумал! — хрипло прокричал Тиндалл, стиснув кулаки в предвкушении успеха. — Слишком поздно изменил курс!

Вэллери ничего не ответил. Проходили секунды. «Улисс» по-прежнему мчался сквозь холодный туман по глади студеного моря. Неожиданно динамик снова ожил.

— Неприятельский корабль делает поворот на сто восемьдесят градусов.

Ложится на зюйд-ост. Скорость хода противника двадцать восемь узлов.

— Двадцать восемь узлов? Удирает во все лопатки! — Тиндалл словно ожил, — Командир, предлагаю «Сиррусу» и «Улиссу» полным ходом следовать курсом зюйд-ост, атаковать и задержать противника. Пусть радист передаст депешу Орру. Запросить у радиометриста курс противника.

Тиндалл замолчал, нетерпеливо ожидая ответа.

— На мостике! Докладывает радиометрист! Курс противника триста двенадцать. Курс не изменяется. Повторяю, курс не изменяется.

— Курс не изменяется, — отозвался Тиндалл. — Командир, открыть огонь!

Управление огнем по радиометрическим данным. Теперь-то он попался! — воскликнул он торжествующе. — Он слишком долго выжидал. Он в наших руках, командир!

Вэллери снова промолчал. Тиндалл посмотрел на него с каким-то гневным недоумением.

— Разве вы не согласны?

— Не знаю, сэр, — качая головой, произнес Вэллери. — Ничего не могу сказать. Почему он так долго выжидал? Почему не начал отходить в ту самую минуту, когда мы оставили конвой?

— Слишком уверен в себе, черт его побери! — прорычал Тиндалл.

— Или слишком уверен в чем-то другом, — раздельно проговорил командир «Улисса». — Возможно, он хотел убедиться в том, что мы действительно увязались за ним.

Тиндалл опять что-то раздраженно пробурчал, хотел было что-то возразить, но не успел: от залпа носовой башни «Улисс» вздрогнул всем корпусом. Из-за страшного жара пламени туман над баком корабля на мгновение рассеялся. Еще несколько секунд — и серая пелена должна была снова окутать корабль.

Но тут, словно по волшебству, посветлело. «Улисс» прорвал полосу густого тумана; в образовавшейся бреши на траверзе крейсера все увидели «Сиррус», похожий на гончую, держащую в пасти гигантскую кость. Эсминец несся курсом зюйд-вест, делая свыше тридцати четырех узлов. «Стерлинг» и «Викинг», окутанные туманом, остались за кормой.

— Орр находится слишком близко, — резко проговорил Тиндалл. — Почему не сообщил об этом Боуден?

Так нам противника в вилку не взять. Передать «Сиррусу»: «Следовать курсом 317 градусов в течение пяти минут». Командир, то же относится к «Улиссу». Лево пять градусов на пять минут, затем лечь на прежний курс.

Едва он успел усесться в свое кресло, а «Улисс», снова окутанный туманом, только лишь начал менять курс, как ожил динамик.

— На мостике! Докладывает радиорубка! Докладывает радиорубка...

Метнув в туман языки пламени и клубы дыма, оглушительно ухнули оба орудия второй носовой башни. Одновременно со страшным грохотом и взрывом под ногами находившихся на мостике подпрыгнула палуба. Людей взметнуло точно катапультой, и они полетели, сшибаясь друг с другом, ударяясь о металл, отчего получали страшные ушибы, ломали кости. Не в силах тотчас оправиться от страшного умственного и физического потрясения, люди оцепенели; барабанные перепонки болели, едва не лопнув от давления воздушной волны; носоглотку разъедали ядовитые газы, глаза слепил густой черный дым. А бесстрастный голос в динамике все твердил и твердил что-то неразборчивое.

Дым понемногу рассеялся. Шатаясь, точно пьяный, Тиндалл поднялся на ноги и ухватился за брусок — компенсатор девиации: адмирала швырнуло взрывом на середину компасной площадки. Он встряхнул головой. Все вокруг ходило ходуном. Здорово же его шарахнуло, он даже не помнит, как все произошло. И кисть чьей-то руки... Почему она так нелепо вывернута? Да это же его собственная кисть, подумал он с вялым изумлением. Странное дело, совсем не больно. Перед ним возникло лицо Карпентера. Повязку со лба штурмана сорвало, рана, полученная во время страшной бури, открылась, лицо залито кровью. «Что бы сказала та девушка из Хенли, о которой он твердил, если бы увидела его в таком виде?» — подумал почему-то Тиндалл. Отчего не перестанет бубнить, точно помешанный, этот голос в динамике?.. Неожиданно ум его прояснился.