– Он что, понимает, о чем мы говорим?..
– Он все понимает, сэр. Он и опознал тех Типов!
– О, ччччерт!.. Идти на задержание без единого доказательства, да еще и по наводке КОТА!.. Большего идиотизма я никогда себе не позволял…
– Вменим незаконное ношение оружия, – говорит один парень.
– А ты убежден, что оно у них есть?!.. – взъярился Толстяк.
– Но Кот же говорит!
– Ты себя слышишь – псих?!.. "Кот говорит"!!! Ты в своем уме? Ладно, черт с вами, попробуем. Скорее всего, уже завтра меня вышибут из полиции и я получу вполне пристойную пенсию… А вы, Пинкертоны чертовы, марш отсюда!
Он не позволил нам даже посмотреть, как этих Типов будут задерживать. Он сказал, что по телику мы можем увидеть в любом полицейском сериале типа "Хантера" подобную акцию, только намного эффектнее. И приказал здоровенному полицейскому проводить нас до сабвея.
Мы предупредили мистера Хьюза, что уезжаем, и действительно уехали…
Спустя еще час мы как сумасшедшие уже мчались по Кингс-хайвей в Бруклин на нашем "Плимуте".
Коллега Рут из Бруклинского отдела полиции, сержант Барри Грант, кажется, отыскал Шурины следы! Не самого Шуру – его никто не видел уже несколько дней, – а лишь дом и квартиру, где Шура мог, якобы, проживать…
Сейчас сержант Барри Грант и хозяин дома, который сдавал эту квартиру (возможно…) Шуре, ждут нас в Шипсхед-бей на углу Оушен Авеню и Авеню Зет.
Ждут, чтобы в нашем присутствии вскрыть квартиру и…
Тут Рут запнулась. На мгновение она растерянно посмотрела на нас с Тимуром, а потом решительно и жестко продолжала:
– Вы оба достаточно навидались в своей жизни. А я чуть ли не ежедневно сталкиваюсь на работе вообще черт знает с чем. Поэтому я не буду с вами сюсюкать. Вполне вероятно, что мы найдем там уже полуразложившийся труп. К несчастью, одинокие молодые эмигранты в первые же два-три месяца не выдерживают груза рухнувших надежд, потери самого себя, унизительности иждивенчества начального периода, языковую немоту… Эти фудстемпы – талоны на питание, – почти полная изоляция, это крушение всей прошлой жизни… Очень, очень часто, особенно люди интеллигентные, кончают жизнь самоубийством…
– Нет!!! – завопил я в полной панике. – Нет!.. Он ждал меня! ОН МЕНЯ ЖДАЛ!!! ОН ЖДАЛ МЕНЯ ЖИВОЙ, ОН ЖИВ И СЕЙЧАС!.. Я же его недавно слышал… Может быть, он болен… Мне кажется, что он ГДЕ-ТО болен. Или куда-то уехал… Далеко. Потому что его было очень плохо слышно…
Никакого рюкзака, я просто сидел на коленях у Тимура, и мы оба были пристегнуты к сиденью одним ремнем безопасности. Но для верности Тимур сильно прижимал меня к себе руками, и я все время слышал, как стучит его сердце.
– Мамочка! Мамуленька!.. Ну что тебе стоит?!.. – умолял Тимур. – Пожалуйста, поставь на крышу свою полицейскую мигалку, вруби сирену!..
Но Рут ответила категорическим отказом:
– Остановят за превышение скорости – покажу полицейский жетон. Не остановят – слава Богу! А ездить с мигалкой и сиреной, когда все видят, что в машине сидит вполне благополучный ребенок и Кот с мордой гангстера, – элементарное свинство!.. Называется – использование служебного положения в личных целях. А ты, Мартын, немедленно прекрати истерику и возьми себя в лапы. ЕСЛИ ОН ЖИВ, мы его найдем. Это я тебе обещаю!
А потом Рут обозвала нас с Тимурчиком двумя юными русскими форменными идиотами. Потому что мы все время Плоткина называли Шура, Шура, Шура, когда он вовсе никакой не Шура, а Александр! Она, Рут, понимает, что существуют укороченные и ласкательные имена: Роберт может называться Бобби, а Уильям – Билли. И, слава
Господи, Рут догадалась сегодня спросить у мистера Бориса Могилевского, как по-русски могут еще называть Шуру. И ответ был ошеломляющим: ласкательно – Шурик, Саша, Сашенька, Саня, Санек… А настоящее, полное имя – АЛЕКСАНДР!
Но когда объявляется официальный розыск, то человека ищут по его полному ДОКУМЕНТАЛЬНО ЗАРЕГИСТРИРОВАННОМУ имени. Конечно, ни в одной телефонной книге Нью-Йорка нет Шуры Плоткина. Хотя в одном только Бруклине этих Плоткиных – сорок два человека, в Манхеттене – пятьдесят пять, в Квинсе – двадцать один Плоткин, даже в Бронксе есть три Плоткина, а в Стейтэн-Айленде – всего два. На всякий случай проверили Филадельфию. Там Плоткиных оказалось одиннадцать душ… Есть еще парочка семейных бизнесов под именем Плоткиных – фотография и что-то связанное с музыкой.
Но никто из американских Плоткиных не записан под именем Шура! Так что мы сами, Тимурчик и я, затруднили работу по поиску единственного необходимого нам Плоткина.
И тут мы подъехали к этому дому…
У входа в палисадник нас встретили трое: сержант полиции Барри Грант – высокий, тощий человек, потрясающе не похожий на полицейского, Хозяин этого трехэтажного "билдинга" – старый еврей, лет семидесяти пяти, – и его Собак, абсолютно повторивший внешность своего Хозяина. Казалось, что старый еврей и его Собак – близнецы с разницей в возрасте не более трех лет в пользу Собака.
Еврей-Собак тут же потянулся носом ко мне, и хотя мне было не до него, я все-таки принял оборонительную стойку.
– Не задирай хвост, сынок, – сказал мне этот удивительный Собак по-нашему, по-Животному.
– Я не ссорюсь ни с Котами, ни тем более с Кошками. Будет время – объясню почему. А сейчас – к делу. Слушай, что Мой будет говорить…
– …очень, очень милый молодой человек… – уже говорил Хозяин Собака и Дома. – Такой культурный… Из Петрограда. Столько книжек привез!.. Я же беру с него всего триста пятьдесят долларов… Зачем ему столько книжек?..
– Кто-нибудь из вас сможет опознать по вещам интересующего вас Человека? – негромко спросил сержант Грант у Рут.
Рут посмотрела на меня. Я ей кивнул.
– Да, конечно, – с легкостью ответила Рут.
– Мы хотели бы осмотреть квартиру, – сказал Грант старому еврею. – У вас есть запасные ключи?
– Интересный вопрос. А почему у меня не должно быть запасных ключей? Идемте.
И мы все потопали на второй этаж. Собак на своих старческих, подагрических ногах поплелся за нами следом.
"А мне и в квартиру уже не нужно было заходить! Я уже здесь, на лестнице почувствовал Шурины запахи!..
Ноги у меня подкашивались от волнения и страха, я принюхивался изо всех своих сил, стараясь уловить хотя бы малейший запах самого страшного…
Но нет. Пахло Шурой, пахло НАШИМИ книгами и фотографиями, Шуриной одеждой…
Пахло, в конце концов, МНОЙ!!! Моими запахами, которые не выветрились из Шуриной жизни даже за эти несколько месяцев…
Как только Старик открыл ЭТУ квартиру, то все тончайшие оттенки запахов, которые я почувствовал еще на лестнице, обрушились на меня такой мощной волной, что я, не помня себя, словно в бреду заметался по совершенно незнакомой мне маленькой американской квартирке среди родных и близких мне НАЩИХ ленинградских вещей!..
Уйма картонных коробок с книгами повсюду стояли почти до потолка. Какие-то были уже распакованы. Валялись и уже висели на стенах масса НАШИХ любимых фотографий, рисунков, карикатур на Шуру, на меня с Шурой и пара картинок масляными красками… Все это в разные времена было подарено нам с Шурой нашими знакомыми и Шуриными собутыльниками-художниками…
Над каким-то чужим диванчиком висела самая лучшая моя фотография величиною с кухонный поднос. Года три тому назад Шура снимал меня на нашем пустыре. Истратил целую пленку, а потом мы вместе с ним отбирали лучший снимок из контрольных отпечатков, которые ему сделали в лаборатории одной газеты. Там же потом отпечатали и этот здоровенный портрет.
– Елки-палки! – вскричал в восторге Тимур. – Это же ты, Кыся! Ты, ты, ты!.. Ну, отпад!!!
Все тут же посмотрели на меня. Еврей-Собак даже зашел сзади и понюхал у меня под хвостом, словно хотел убедиться, что на фотографиях изображен именно я. Но почему таким способом?..