– Я пришел для того, чтобы вас вылечить, – провозгласил он. – По-видимому, на вашу долю выпало какое-то мучительное переживание. Вы должны рассказать мне все, что запомнили.

– Не могу, – проговорила она едва слышно. – Ничего не помню.

– Быть может, вы все еще находитесь в шоковом состоянии, – сказал наш достойный аналитик. – Дайте мне руку, дорогая, – я хочу выяснить, холодна она или тепла и есть ли на ней обручальное кольцо.

– Что есть рука? – прошептала несчастная юная ангелица. – Что есть тепла? Что есть холодна? Что есть обручальное кольцо?

– Ох, бедная девочка! – воскликнул он. – Совершенно ясно, шок был очень силен. Которые забывают, что такое обручальные кольца, тем сплошь и рядом достается покрепче остальных. Однако вот это – ваша рука.

– А это ваша? – спросила она.

– Да, это моя, – ответил он.

Больше юная ангелица ничего не сказала, лишь поглядела на то, как дрожит ее рука в его руке, а после опустила восхитительные ресницы и тихонько вздохнула. Сердце пылкого молодого ученого так и зашлось от восторга, ибо он заприметил начало индукции – того самого явления, которое неописуемо упрощает усилия психоаналитиков.

– Так-так! – произнес он наконец. – Теперь предстоит выяснить, чем вызвано выпадение памяти. Вот история болезни. Судя по всему, ударов по голове не было.

– Что есть голова? – осведомилась она.

– Вот ваша голова, – объяснил он. – А вот ваши глаза, а вот ваш ротик.

– А это? – спросила она.

– А это, – объяснил он, – ваша шея.

Очаровательная юная ангелица была самой лучшей из всех больных. Ничего-то ей не было надо, только угодить своему врачу, поскольку таков уж механизм индукции: он, врач, представляется больной ослепительно-яркой личностью из забытого детства. Естественную ее наивность усугубляла наивность амнезии, вот ангелица и приспустила простыню, которая укрывала ее до подбородка, и спросила: – А это что?

– Это? – переспросил он. – Как можно было забыть, что ЭТО? Я вот не забуду до конца жизни. Никогда не видел таких прелестных плеч.

В восторге от его одобрения, ангелица задала еще один-два вопроса и доспрашивалась до того, что наш достойный молодой аналитик вскочил со стула и принялся мерять палату шагами в состоянии неодолимого возбуждения.

– Бесспорно, – пробормотал он, – я испытываю встречную индукцию в чистейшем ее виде или по меньшей мере в наиболее интенсивном. Столь выраженный пример этого феномена должен, безусловно, стать предметом кропотливого экспериментального исследования. Свою работу я озаглавлю «Демонстративно-соматический метод применительно к случаям полной амнезии». Ортодоксы нахмурятся, ну и пусть; в конце концов, в свое время неблагосклонно косились даже на самого Фрейда.

Опустим занавес молчания над последовавшей затем сценой, ибо тайны психоаналитической кушетки – все равно что тайны исповедальни. Однако ничего святого не существовало для Тома Бревнохвоста, который к этому времени успел обхохотаться. «Право же, – думал он, – какой грех на свете может быть непростительнее, чем увести образцового молодого психоаналитика за ту черту, где он позабыл и себя, и свою карьеру, и профессиональную этику?» В определенный момент позволив себе стать видимым, коварный старый дьявол склонился над кушеткой с цинической усмешкой на обветренном лице.

– Ах, что это, родной? – вскричала юная ангелица голосом, исполненным смятения и безысходности.

– Что «это»? – попытался уточнить молодой аналитик, в тот миг как раз поглощенный своими исследованиями.

Ангелица умолкла и впала в меланхолию. Она-то знала, кого увидела, и теперь, припомнив кое-какие обстоятельства, пожалела, что не подумала о них раньше. Всем известно, что от сокрытия подобные грехи не умаляются.

– Увы, – сказала она. – Я, кажется, вновь обрела память.

– Так, значит, ты исцелилась, – вскричал аналитик в восторге. – А мой метод оказался правильным и будет единодушно принят всеми моими коллегами, по крайней мере теми, у кого пациенты хоть на четверть так же красивы, как ты! Но расскажи же мне, что ты припомнила. Прошу тебя не как врач, а как твой будущий муж.

Как легко один грех следует за другим, особенно когда возлегаешь на только что совершенном грехе! У бедняжки-ангелицы не хватило духу разрушить счастье своего избранника, сообщив, что через семь лет он вынужден будет уступить ее толстому и щетинистому врагу рода человеческого. Она промурлыкала, что заснула в ванне и что подвержена лунатизму. Этот рассказ был принят с энтузиазмом, и счастливый молодой аналитик умчался оформлять разрешение на брак.

Враг человеческий без промедления снова стал видимым и теперь с гнусной благосклонностью взирал на свою жертву.

– Быстро сработано! – одобрил он. – Избавила меня от уймы хлопот. Другая бы, попав в Нью-Йорк, выламывалась бы чуть ли не неделю. В награду подкину тебе чемодан-другой с одежкой, чтобы твои объяснения не рассыпались, а тогда выходи за этого малого и будь счастлива. Надо отдать должное старине Тому Б.: у него даже в хвосте нет ни на волос ревности!

По правде говоря, старый негодяй понимал, что рано или поздно ангелица за кого-нибудь да выйдет замуж, а поскольку был он ревнив как демон, то смекнул, что лучше ревновать к одному, чем к двоим. Кроме того, по его мнению, с ее сторону благоразумно было выбрать хорошего кормильца и добытчика, у которого битком набиты холодильник и стенной бар, да еще в подвале хорошо работает котельная, где ночью можно будет выспаться в тепле. С этим у психоаналитиков всегда все в порядке. А окончательно склонило его в пользу данной кандидатуры следующее соображение: брак, основанный на лжи, обычно чреват и другими прегрешениями, для обоняния лукавого столь же приятными, как для нас грешных – розы далилии.

Сразу же оговорим, что в отношении последнего наш подлец был горько разочарован. Никакая жена не могла бы вести себя более по-ангельски, чем наша ангелица. Больше того, сладкие одуряющие ароматы домашних добродетелей подействовали на дьявола так угнетающе, что он устремился в Атлантик-Сити – подышать свежим воздухом. Тамошняя курортная атмосфера оказалась до того головокружительной, что он и провел там почти все семь обусловленных лет. Таким образом, ангелице почти удалось позабыть о будущем в неисчерпаемом счастии настоящего. К концу первого года она произвела на свет крепыша-мальчика, а к концу третьего – красавицу-девочку. Квартира у них была обставлена с безукоризненным вкусом; муж поднимался все выше и выше по служебной лестнице, и на всех симпозиумах психоаналитики неизменно встречали его аплодисментами. Однако, когда истекал седьмой год, опять заявился враг рода человеческого-посмотреть, как делишки. Он рассказал матери семейства, чего нагляделся в Атлантик-Сити, и подробно остановился на том, как заживут вдвоем, когда истечет ее время. С этого дня он к ней зачастил, и не только тогда, когда она пребывала в одиночестве. Он был напрочь лишен такта и позволял себе возникать перед ангелицей в такие минуты, когда даже самому толстокожему дьяволу должно быть понятно, что его присутствие обременительно. Она закрывала глаза, но враги рода человеческого через закрытые глаза видны даже лучше. Она горестно вздыхала.