Чайлд уже видел все раньше, но, несмотря на это, напрягся, готовя себя к следующей сцене. При первом просмотре он, как и другие, не смог усидеть на месте; у многих вырвались удивленные восклицания, а один даже закричал.

Повязка плотно охватывала лобок Неожиданное изменение освещения показало, что она была полупрозрачной. Ясно выделялся темный треугольник волос, материя так тесно прилегала к телу, что даже врезалась в глубокую влажную щель.

Неожиданно ткань еще больше втянулась в лоно женщины, — хотя Чайлд заранее знал, что произойдет, он вновь содрогнулся, — словно какая-то сила развела половые губы изнутри. Мгновение спустя повязка шевельнулась; казалось, пробудилось неведомое существо, живущее в теле незнакомки Под его натиском тонкая материя сдвинулась, затрепетала, словно наружу пытался пробиться крохотный кулачок или головка зверька. Потом ткань разгладилась и вновь втянулась во влагалище.

Комиссар, сидящий рядом с Геральдом, произнес:

— Что это за чертовщина, хотел бы я знать!

Он выпустил целое облако сигаретного дыма и закашлялся. У Чайлда тоже запершило в горле.

— Может, она держит там какую-то механическую штуковину. Или, скажем..

Чайлд не договорил, его идея скончалась, еще не родившись на свет ведь у гермафродитов член не находится внутри вагины." В любом случае это не было похоже на пенис, скорее на какое-то крошечное существо. И потом, нечто, скрывавшееся за полупрозрачной повязкой, пыталось пробиться сквозь ткань не в одном, а в нескольких местах.

Теперь камеру направили на лежавшего на столе мужчину, придвинув поближе к нему. На экране возникли казавшиеся огромными ноги, привязанные к двум крыльям стола, мускулистые волосатые икры; между широко разведенных бедер — большие, словно раздувшиеся, яички. Жирный червь, до этого спокойно дремавший на бедре, проснулся, начал расти, твердеть, его набухшая багрово-красная головка стала рывками подниматься Кол-бен не мог не заметить, как вошла женщина, он явно привык, что она появляется спустя определенное время, после того как его привяжут. Член пленника пробуждался, словно внутри растущей на глазах плоти, как у змеи, были скрыты уши, уловившие знакомые шаги, либо в головке имелся какой-то детектор, реагирующий на жар распаленного женского тела.

Камеру установили так, чтобы зрители увидели лицо Колбена в профиль. Густые вьющиеся серебристые волосы, большие красные уши, гладкий лоб, массивный нос с горбинкой, толстые чувственные губы, квадратная челюсть, тяжелый подбородок. Широкая жирная грудь. Камера поднялась по холму выпирающего живота — явному следствию чрезмерной любви к пиву и бифштексам, —съехала вниз, добравшись до вздыбившегося твердого члена. Крупный план: вздувшиеся вены вдоль багровой колонны плоти — как канаты, на которых реет парус любви (Чайлд никак не мог заставить себя избавиться от подобных образов). Головка члена блестела от выделений, сочившихся из маленьких губ.

Теперь камеру установили так, чтобы можно было видеть и мужчину, и женщину. Покачивая бедрами, она медленно приблизилась к столу и что-то сказала Колбену Звук отсутствовал, а полицейский специалист, умеющий читать по губам, не смог ничего разобрать, потому что она слишком низко наклонила голову Колбен ответил, но его слова также остались загадкой.

Женщина нагнулась, ее левая грудь коснулась лица Колбена, и он сразу втянул в рот упругую плоть. Потом незнакомка высвободилась. Крупный план раздувшегося мокрого соска. Женщина прильнула к губам связанного мужчины. Камера стала снимать их в профиль, незнакомка приподняла голову, чтобы продемонстрировать, как двигается ее язык. Затем она стала целовать и лизать подбородок, шею, грудь, соски Колбена, оставляя мокрый блестящий след. Покрыв слюной жирный живот, она добралась до лобка, стала щекотать язычком волосы, то и дело, будто невзначай, задевая член. Подразнив его вздыбившуюся плоть легкими поцелуями, женщина несколько раз провела кончиком языка по багровой раздутой головке, сжав член у основания рукой. Наконец, обойдя крыло стола, она встала между ног Мэтью и начала энергично сосать его член.

В этот момент заиграло маленькое пианино, вроде тех, какие раньше играли в старомодных барах и кинотеатрах во время демонстраций немых фильмов. Раздались звуки «Юморесок» Дворжака. Камера нависла над головой Кол-бена: он закрыл глаза, лицо выражало полный восторг.

Женщина впервые заговорила:

— Скажи, когда почувствуешь, что вот-вот кончишь, дорогой. Секунд за тридцать перед этим, хорошо? Сегодня я приготовила для тебя замечательный сюрприз. Кое-что новенькое.

Звуки голоса были записаны и изучены полицией на специальной аппаратуре. Было установлено, что создатели фильма исказили тембр голоса. Вот почему он звучал так бесцветно и неровно.

— Помедленнее, детка, — произнес Колбен. — Не горячись, растяни подольше, как в прошлый раз. Господи, я никогда в жизни так не кончал! Ты сейчас немного торопишься. И не засовывай свои пальцы мне в задницу, как в прошлый раз. Ты мне геморрой разбередила.

Когда фильм показывали в первый раз, кое-кто из полицейских на этом месте захихикал. Сегодня желающих посмеяться не было. В зале росло напряжение. Нависший над головами дым, казалось, затвердел; колышущееся в луче проектора море зеленого молока стало гуще. Комиссар судорожно втянул в легкие порцию отравленного воздуха и закашлялся.

Теперь пианино играло увертюру к «Вильгельму Тел-лю». Металлическое дребезжание древнего инструмента поражало своим несоответствием происходящему, именно это заставляло содрогаться от ужаса.

Женщина подняла голову и произнесла:

— Ты готов сейчас кончить, mon petit?

— Ох ты, Господи, вот-вот взорвусь! — пропыхтел Колбен.

Женщина повернулась к зрителям и улыбнулась. На мгновение плоть словно испарилась, проступили кости черепа. Казалось, от них исходило свечение. Затем видение исчезло.

Незнакомка искривила губы в зловещей усмешке и отвернулась от камеры. Она отошла в сторону и присела на корточки. Камера следовала за ней Женщина взяла что-то с небольшой полочки, приделанной к ножке стола. Камера подвинулась ближе, свет стал ярче.

Она держала искусственные челюсти, судя по всему сделанные из стали. Зубы напоминали тигриные клыки и были острыми как бритва.

Женщина лукаво улыбнулась, положила их обратно и вытащила изо рта свои зубы. Она сразу стала выглядеть старше лет на двадцать—тридцать. Положив «обычные» искусственные челюсти на полочку, она вставила на их место стальные, просунула кончик указательного пальца между сверкающих клыков и осторожно прикусила. Вытащив палец, незнакомка продемонстрировала его зрителям. Из укушенного места обильно сочилась кровь.

Она поднялась, обтерла палец о раздувшуюся головку члена, затем наклонилась и облизала его.

— Я сейчас кончу! — простонал Колбен.

Ее губы тесно сомкнулись вокруг иссиня-красной плоти, раздались чавкающие звуки. Женщина быстро подняла голову. Колбен захрипел и задергался в конвульсиях. На экране мелькнуло его искаженное страстью лицо, затем камера вернулась в исходное положение.

Член стал судорожно дергаться, из него брызнула густая мутная жидкость. Она широко распахнула рот, вновь наклонилась и сомкнула стальные клыки вокруг вибрирующей плоти. Челюсти сжались, мышцы шеи напряглись, как канаты.

Колбен пронзительно закричал.

Женщина в неистовстве мотала головой из стороны в сторону, вновь и вновь впиваясь зубами в добычу. Кровь, хлеставшая изо рта, окрасила алым цветом волосы на лобке.

Камера развернулась от стола, чтобы показать занавес, через который в комнату вошла незнакомка. Торжественно пропели трубы. Звук пушечного салюта. Пианино заиграло увертюру к «1812 году» Чайковского.

Музыка стихла, вновь зазвучали трубы. Мускулистые руки рывком раздвинули занавес, в комнате появился мужчина. На мгновение он замер в эффектной позе, красуясь перед камерой: правая рука поднята, так что черный плащ наполовину скрывает лицо. Иссиня-черные блестящие от лака волосы, разделенные пробором. Лоб и нос поражают мертвенной белизной. Густые сросшиеся брови. Большие выразительные глаза.