Изменить стиль страницы

– Неверно. Кое-что я все же могу сделать. Мне нужно только знать, как зовут того банкира, с которым вы встречались в Цюрихе.

В этот момент высокие створки двери в дальнем конце столовой внезапно распахнулись. Я быстро вскочил, но пистолета решил не доставать, так как подумал, что это, должно быть, опять пришел какой-то охранник Орлова, – в таком случае все обойдется тихо-мирно, мне вовсе не хотелось рисковать, показывая, будто я угрожаю чем-то хозяину дома.

Я увидел, как мелькнула темно-синяя одежда, и сразу все понял. В столовую ввалились сразу трое итальянских полицейских, нацелив на меня автоматические пистолеты.

– Руки по швам! – рявкнул один.

Быстро пройдя по столовой, они окружили меня. В этой ситуации мой пистолет оказался бы бесполезным, численный перевес был на их стороне. Орлов стоял несколько поодаль, около стены, в него полицейские из оружия не целились.

– Не двигаться, – сказал другой. – Ты арестован.

Я стоял, как столб, ошеломленный, не говоря ни слова. Как же могло такое случиться? Кто вызвал их сюда? Я просто ничего не соображал.

И тут я увидел маленькую черную кнопку вызова, установленную в ножке дубового обеденного стола, там, где ножка касалась пола. Это была такая же кнопка, какие устанавливают в банках и нажимают ногой в том случае, когда нужно вызвать полицию. Тогда где-то далеко-далеко раздается сигнал тревоги – в данном случае, подумал я, тревожный звонок зазвенел, наверное, в отделении муниципальной полиции в Сиене, поэтому-то полицейские так долго не объявлялись. Без сомнения, полиция находилась на содержании этого таинственного «немецкого» эмигранта, которому нужна надежная охрана и безопасность.

Я наконец-то понял, что Орлов кинулся на меня несколько минут назад с единственной целью – отвлечь мое внимание. Он знал наверняка, что я повалю его на пол, и тогда он откатился и дотянулся до кнопки тревоги рукой или же ногой.

Но все равно что-то было не так.

Я взглянул на бывшего шефа КГБ и заметил, что он не в шутку встревожен. Что же испугало его?

Он смотрел на меня.

– Разыщи золото! – прохрипел он. – Проследи путь золота!

Что он имел в виду?

– Имя? – крикнул я ему. – Назови мне имя банкира!

– Не могу назвать, – захрипел он снова и замахал руками, указывая на полицейских. – Они…

Понятно. Разумеется, он не мог произнести это имя вслух при этих полицейских.

– Имя! – повторил я. – Назови мысленно имя!

Орлов только озадаченно глядел на меня с каким-то отчаянием и вдруг резко обернулся к полицейским.

– Где мои люди? – крикнул он. – Что вы сделали с моими…

Внезапно он резко бросился вперед, тут же раздался грохот, и я мгновенно понял, что он означает. Повернувшись, я увидел, что один из полицейских поливает Орлова огнем из автомата. Огненная очередь прошила его грудь. Руки и ноги его непроизвольно дернулись, и он издал жуткий предсмертный стон. Из груди хлынула кровь, забрызгивая пол, стены, полированный обеденный стол. Голова его почти оторвалась от туловища, и он рухнул на пол, как бесформенный куль, кошмарный и кровоточащий.

Невольно из груди моей вырвался крик ужаса, и я выхватил пистолет, не думая о численном превосходстве полицейских.

И тут вдруг наступила полная тишина. Автоматный огонь оборвался. Ничего не соображая, в каком-то оцепенении, я поднял руки и сдался на милость врагов.

38

А дальше произошло худшее, что мне только довелось пережить в своей жизни.

Полицейские заковали меня в наручники и медленно повели через сводчатую дверь к старенькому голубому полицейскому фургону. Одеты они были в форму карабинеров, да и выглядели похоже, но на самом деле ими не являлись. По всему чувствовалось, что они профессиональные наемные убийцы. Но кто их нанял? Я просто оцепенел от ужаса и едва что соображал. Ведь Орлов вызывал своих охранников, и как же он изумился, когда заявились эти. Но кто же они такие? И почему заодно не прикончили меня?

Один из налетчиков что-то быстро и тихо скомандовал по-итальянски, двое других молча кивнули и запихнули меня в фургон. Сопротивляться я не мог – обстановка не позволяла, поэтому безропотно подчинился. Один из полицейских разместился внутри фургона позади меня, другой сел за руль, а третий устроился на переднем сиденье и наблюдал за дорогой. Никто не сказал ни слова. И я молча смотрел на своего стража, полного и угрюмого молодого человека. Сидел он футах в двух от меня. Я напрягся и сосредоточился, но голоса мыслей не услышал. Доносился лишь громкий монотонный рокот мотора – это фургон поехал по грунтовой дороге имения. Или, может, показалось, что мы едем, поскольку сзади у фургона никаких окон не было. Свет проникал лишь через люк на крыше кузова. Наручники натирали запястья до крови.

Я опять постарался ни о чем не думать, а всю энергию направил на то, чтобы сосредоточиться. За последнюю неделю мозги напрягать мне особо не приходилось, поэтому и сейчас не составляло труда отвлечься от всяких абстрактных мыслей – пусть мозги окончательно очистятся от всяких дум, а работают лишь в одном направлении – как приемник. Если я настроюсь решительно, тогда услышу вихри и потоки мыслей, отличающиеся особой тональностью, а это поможет мне не обращать внимание на словесную речь и посторонние звуки.

Итак, я напрягся, перестал думать о чем-либо и приготовился слушать мысли, и вот… сначала послышалось мое имя… затем еще какое-то знакомое слово… и так слабо, едва слышно, что я сразу же понял – это голос мыслей.

Звучал он по-английски.

Охранник явно думал по-английски.

Он вовсе не полицейский и совсем не итальянец.

– Кто вы такой? – спросил я по-английски.

Охранник взглянул на меня, лишь на секунду выдав свое замешательство, затем, молча и неприязненно пожал плечами, будто не понимая вопроса.

– По-итальянски вы говорите прекрасно, – заметил я.

Мотор фургона в это время стал сбавлять обороты и замолк совсем. Мы остановились. Должно быть, где-то невдалеке от имения – ехали-то всего лишь несколько минут. Интересно, где это они намерены спрятать меня?

Двери фургона открылись, и двое других полицейских влезли внутрь. Один направил на меня автомат, а другой жестом приказал лечь на пол. Я лег, и он принялся опутывать мне ноги черной нейлоновой веревкой. Я, как мог, сопротивлялся – брыкался и извивался, но он все равно продолжал плотно обматывать мне обе ноги вместе. Обвязывая меня, он обнаружил второй пистолет, который я прятал в кобуре под левой подмышкой.

– А вот и еще один, ребятки, – с торжеством возвестил он на чистом английском языке, показывая пистолет.

– Хорошо, если не окажется еще, – заметил другой полицейский, похоже, старший из них, глухим, хриплым, прокуренным голосом.

– Ну что ж, поищем получше, – буркнул третий и обыскал меня с головы до ног.

– Ну ладно, с этим покончено, – сказал старший. – Мистер Эллисон, а ведь мы ваши коллеги.

– Докажите, – потребовал я, лежа лицом вниз. Видел я только свет, падающий из люка на крыше прямо надо мной.

– Можете верить, а можете не верить – дело ваше, – продолжал старший.

Ответа не последовало.

– Нам все равно. Мы только зададим парочку вопросов. Если будете до конца откровенны, то бояться вам нечего.

Он говорил, а я чувствовал, как на мои оголенные руки, лицо, шею, уши льется холодная и густая жидкость – ее впору наносить кистью.

– Вам известно, что это такое? – спросил проклятый старший полицейский.

Я ощутил, что жидкость сладковата на вкус.

– Догадываюсь.

– Вот и хорошо.

Втроем они вынесли меня на руках из темного фургона наружу, на яркий дневной свет. Драться с ними я никак не мог, убежать тоже. Оглядываясь вокруг, пока они несли меня, я заметил деревья, кусты и мотки колючей проволоки. Оказывается, мы и не выезжали с территории Кастельбьянко, так как находились неподалеку от главных ворот, перед одним из приземистых каменных зданий, которые я видел, когда проезжал на грузовике.