– Смотри! – Клыч еще немного посветил спичкой и погасил ее. – Соврешь – всю жизнь жалеть будешь. Климов! Садись с ней рядом. Гони к первому посту, звони нашим. Давай-ка, Стае, и ты. Я жду у Тростянского колодца.

Климов кивнул. Колодец этот пользовался славой целебного. Вода в нем действительно была очень чистой и вкусной. Расположен он был у линии, на задах Горнов.

– Ежели наши задержатся, валяйте оба ко мне, начнем сами.

Климов вскочил на облучок. Стас подтолкнул в нему Аграфену, сам сел с другого бока, неприметно держа у бедра свой браунинг. Лошади понесли. Через полчаса бешеной скачки домчались до швейной фабрики. От ее заборов и начиналось Заторжье. Климов соскочил с облучка:

– Стас, сторожи!

Он ринулся в проходную. Старичок вахтер оцепенел от его вида и стал шарить за спинкой стула, винтовка его с грохотом упала.

– Телефон! – крикнул Климов и сунул старику удостоверение угрозыска. Пока тот читал, Климов уже звонил. – Барышня, – кричал он, – двадцать – двадцать два!

Скоро ответил сонный голос Селезнева.

– Селезнев! – закричал Климов. – Поднимай ребят, звони к Клейну, пусть поднимает курсы. Кот в Горнах. Идем по следу.

– Крепко! – Селезнев сразу возбудился. – Сейчас сделаю. Молодцы, ребята!

– Плохо только, не знаем, как его выманить. Известно, что в Горнах, а где – ничего не ясно. На какую-то приманку надо брать.

– Вы вот что! – Вы – это! – возбужденно кричал Селезнев. – Вы сами не пробуйте…

– Слушай! – кричал, перебивая его, Климов. – Вышли сюда людей, на швейную фабрику, я тут жену Кота оставлю.

– Взяли?

– Да! Поспешай.

– Климов! Ты тут популярным у слабого пола стал! – кричал Селезнев. – Почти как вы уехали, пошли звонки. Требуют тебя, и все. Я говорю: «Может, я заменю?» Даже не пожелали ответить. Спрашивают, будешь ты сегодня? Я говорю: «Он на операции, должен быть». Сказали, что будут звонить каждый час, мол, надо сказать что-то важное.

Климов вспомнил девчонку у реки. Он же дал ей; телефон. Видно, она.

– Передай, что скоро буду! – крикнул он. – Высылай людей за Аграфеной и ее пожитками. Мы ждем наших у Тростянского колодца!

– Через полчаса обязательно еще звони. Я к тому времени всех подниму!

Климов бросил трубку и поднял вахтера на ноги.

– Дед, – сказал он, – ты тут один охранник?

– Нет, – во все глаза пялился на него дедок. – Ишшо двое есть.

– Зови!

Вахтер как ошпаренный кинулся из проходной. Вскоре пришли двое. Один был молодой, другой лет пятидесяти.

– Граждане, – сказал Климов, – сдаю вам опасную преступницу с ее пожитками: через полчаса за ней приедут из угрозыска. Не укараулите – суд и высшая мера наказания.

У всех троих глаза полезли на лоб.

– Это… нам не положено, – начал было один.

– Име-нем пролетарской диктатуры, – раздельно сказал Климов, – отчиняй ворота!

Молодой кинулся на улицу. Слышно было, как, громыхая колесами, въехали возы, как со скрипом закрываются ворота. Стас ввел со двора Аграфену. Та шла спокойно, и на лице ее было выражение тупой терпеливости.

– Не спускать глаз! – приказал Климов. – Сдать только под расписку. Пока документы угрозыска не предъявят, никого сюда не допускать!

– Есть! – рявкнул пожилой.

Климов, за ним Стас выскочили из помещения.

– Бегом! – скомандовал Климов, и они понеслись.

От фабрики надо было пробежать квартала два, потом начинались огороды. Горны оставались сбоку, впереди была линия железной дороги и около нее Тростянский колодец. Они мчались, изо всех сил работая локтями. Вот и линия. Они скатились с насыпи. Увидели колодец. У его сруба сидели, покуривая, двое.

Они тяжело дыша, подошли. Рядом с Клычом, удобно пристроившись спиной к срубу, сидел возница.

– Коли заплотите, я хочь до утра служить буду, – объяснял тот. – Оно теперича и ехать тревожно. Ночь, как ни толкуй!

– Слыхали? – хохотнул Клыч, освещая затяжкой крепкое лицо с полоской светлых усов. – Вот и транспортом обзавелись. Ну что там?

Климов доложил. Стас только кивал, подтверждая. Клыч поразмыслил, огляделся. Луна высоко тянула по темному небу оранжевый ореол. Трава на боковине насыпи была высветлена мертвенно-золотыми отсветами. Далеко пахло полынью и гнилью. Неподалеку лежала свалка.

– Подождать можно, – сказал Клыч. – Я тут сидел кумекал, братишки, как их взять… Положим, поднимем мы пехотные курсы, начнем облаву. Могут уйти. Не выход это. Надо Кота без шухера брать. А как?

Климов присел на корточки, рядом присел Стас.

– Вот что, – сказал Клыч, отбрасывая чинарик. – Иди-ка, Климов, звони опять и говори с Клейном. Если нет, втолкуй Селезневу. Время у нас есть. Сейчас одиннадцать. До рассвета ему из Горнов выходить некуда. Надо нам туда проникнуть. Курсы трогать пока не стоит. А вот наших нужно туда направить как можно больше. И без шуму, без стрельбы, по одному. Чтоб все были в штатском. А начнем обкладывать – народ в ЧОНе разный, есть и без опыта которые. Кот в суматохе уйдет. В прошлом году, как чистили Горны, пошли в наступление чуть не с музыкой. И что? Стрельбы много, убитых и раненых много, а толку чуть. Пока сеть заводили, крупную рыбу упустили, осталась одна плотва. Так что передай: главное, чтоб без грому и стрельбы. Я жду здесь. Понял?

– Есть, – сказал, поднимаясь, Климов, – бегу.

– Чего бегать, – сказал Клыч. – Этому вот мелкособственническому элементу завтра заплатим, а нынче пусть возит, слышь, дядя?

– Коли заплотят, – сказал, поднимаясь, возчик – я завсегда.

Они полезли вверх, где пощипывали траву саврасые. Через минуту лошади уже несли их к фабрике. Где-то пели пьяные голоса, проскакал Ванька, нещадно нахлестывая заморенную клячу. В пролетке неистово целовалась пара.

У фабрики Климов соскочил на ходу, влетел в проходную. Аграфена дремала на стуле. Пожилой стоял перед ней, чуть не упираясь ей в грудь дулом винтовки. Во всей его фигуре было неумолимое служебное рвение. Молодой расхаживал у стола. Старик дремал, опершись на винтовку.

Климов подскочил к телефону.

– Гражданин агент, – повернувшись к нему, зашептал, вытаращивая от усердия глаза, пожилой, – так что сполняю приказ. Когда ваши будут?

– Будут! – бросил ему Климов и закрутил ручку телефона. – Барышня, дайте двадцать – двадцать два.

Селезнев отозвался тут же.

– Дежурный по первой бригаде слушает.

– Селезнев! – закричал Климов. – Клыч велел передать: курсов не надо. Где Клейн?

– Курсов и нету! – кричал в ответ Селезнев. – Они в лагерях. Клейн пока с ЧОНом связывается.

– Клыч говорит: не надо ЧОНа, – кричал, перебивая, Климов. – Сами будем брать. Наших надо как можно больше и чтоб все в штатском. Он у Тростянского колодца будет ждать.

– Передам! – кричал Селезнев. – Главное, не зарывайтесь, ждите нас. Я тут одну штуку учудил, сам не знаю: к лучшему или наоборот… Из-за этих твоих звонков… – голос Селезнева стал глуше. – Тут, понимаешь, Климыч, такая история. Опять тебя спрашивают, звонят, а голос другой. Я говорю: «Кто его спрашивает?» Тут мне и говорят: «Клембовская». Я и говорю: «А вам зачем Климов понадобился? Он сейчас вашего приятеля Кота на Горнах ловит, а вы тут телефон мне обрываете!» И, понимаешь, сказал, а потом вдруг всплыло, что ты говорил: выманить их надо. Думаю, отчаянная она девка, поедет ведь. Я и говорю: мол, если хотите смертельного вашего друга повидать, можете немедля отправиться на Горны и там его поискать. И что, ты думаешь, она мне отвечает?

– Что? – в ужасе закричал Климов.

– Еду, говорит.

– Селезнев! – завопил Климов в трубку. – Ты скот, понял? Скотина! Клейну сообщи об этом немедля…

– Ты мне смотри, Климов! Ты до моих начальников еще не дослужился!

– Давно ты с пей говорил?

– Нсрвы-то не расходуй, они для Кота понадобятся!

– Давно ты с ней говорил?

– Минут пятнадцать назад!

Климов на секунду отнял от уха трубку, растерянно огляделся. Аграфена дремала, старик вахтер, сначала вздрагивавший от его крика, теперь откровенно спал, навалясь грудью на стол. Молодой щурился на свет лампочки, пожилой был начеку, неся охрану. В трубке журчал голос Селезнева.