Когда пополудни 8 сентября я решил проявить наши аэрофотоснимки, выяснилось, что огромная лаборатория в Фраскати уже стерта бомбами с лица земли. Один мой офицер все-таки смог сделать несколько отпечатков во вспомогательной лаборатории, но, к несчастью, нам не смогли дать крупноформатные снимки для стереоскопа, которые бы позволили увидеть местность четко и рельефно. Я должен был удовольствоваться обычными фотографиями, примерно 14 на 14 см, на которых, однако, я прекрасно узнал треугольный луг, который уже привлек мое внимание во время нашего полета над отелем. Именно на этом лугу, выбрав его в качестве площадки для приземления, я буду осуществлять свой план.

Также надо подумать и о том, как прикрыть наши тылы и обеспечить отход после выполнения самой операции. По нашему плану, эти две цели достигаются с помощью батальона парашютистов, которые должны будут ночью пробраться в долину, чтобы в час "Ч" захватить станцию подъемника.

Выработав таким образом основные детали операции, я отправляюсь к генералу Штуденту. Я хорошо знаю, что уже три дня у него совсем не было возможности отдохнуть даже несколько минут - у меня, впрочем, тоже, - но теперь нужно вместе прийти к какому-то решению. И вот я объясняю ему свой план, и мне даже удается его убедить. По правде говоря, генерал вовсе не проявляет энтузиазма, он не скрывает от меня своих опасений, но он понимает также, что если мы не хотим отказаться от нашей задачи, то должны попытаться использовать единственную оставшуюся у нас возможность. Однако прежде чем дать согласие, он желает посоветоваться со своим начальником штаба и еще одним офицером штаба своего корпуса.

И вот эти два специалиста по воздухоплаванию недвусмысленно высказываются против нашего плана. По их мнению, приземление на такой высоте и на неподготовленной местности никогда еще не осуществлялось по той простой причине, что оно "технически невозможно". По их мнению, высадка в том виде, как я ее замыслил, вызовет потерю по крайней мере 80 процентов личного состава. Остаток отряда окажется тогда численно слишком слаб, чтобы выполнить свою задачу.

В ответ на эти доводы я объясняю, что прекрасно отдаю себе отчет в опасностях, которым мы подвергаемся, но в любом случае, когда впервые испытывается что-либо новое, надо идти на некоторый риск.

Я полагаю, что осторожное приземление планера на брюхо вдоль очень слабого клона треугольного луга должно позволить уменьшить скорость падения планеров - а эта скорость, конечно, достаточно велика в такой разреженной атмосфере, - и, следовательно, избежать больших потерь. Разумеется, заявляю я, в случае если эти господа предложат какое-нибудь лучшее средство, то я последую их советам.

После долгого раздумья генерал окончательно встает на мою сторону и немедленно отдает приказания:

- Пусть вам немедленно доставят из южной Франции все двенадцать транспортных планеров, которые вам нужны. День "Д" назначается на двенадцатое сентября, а час "Ч" на семь утра. Это значит, что двенадцатого сентября ровно в семь утра планеры должны приземлиться на верхнем плато, и в тот же миг батальон овладеет станцией подъемника в долине. Я лично дам указания пилотам и порекомендую им приземляться крайне осторожно. Я полагаю, гауптштурмфюрер Скорцени, что операцию следует осуществлять так, как вы сказали, - и никак иначе.

Вырвав, таким образом, это решение, я отрабатываю с Радлем последние детали операции. Надо очень точно рассчитать расстояние, определить оснащение людей и, в особенности, разместить точки приземления каждого из двенадцати аппаратов. Транспортный планер может взять на борт кроме пилота девять человек, то есть одну группу. Мы ставим каждой группе конкретное задание; что касается меня, то я полечу в третьем планере, чтобы при непосредственном нападении на отель воспользоваться прикрытием, которое обеспечат люди двух первых планеров.

Все подготовив, еще раз взвешиваем наши шансы. Все прекрасно понимают, что они весьма невелики. Прежде всего, никто не может нам гарантировать, что Муссолини по-прежнему находится в отеле и что он останется там до дня "Д". Далее, совсем не ясно, успеем ли мы сладить с итальянским отрядом достаточно быстро, чтобы предотвратить казнь дуче. Наконец, нельзя не принимать во внимание еще и предостережение тех офицеров, что предсказали нам неминуемый провал операции.

Преувеличен их пессимизм или нет - все равно мы должны предусматривать потери во время приземления. И это еще не все: даже без учета этих потерь нас будет всего 108 человек, и к тому же всеми группами нельзя будет располагать одновременно. Мы столкнемся с 250 итальянцами, которые прекрасно знают местность и укрылись в отеле, словно в крепости. Что же до вооружения, то здесь у нас с противником должно быть примерное равенство. Вероятно даже, что автоматы обеспечат нам небольшое преимущество, которое в некоторой мере уравняет численное превосходство противника, опять же при том условии, что наши начальные потери не окажутся слишком велики.

Радль кладет конец этому безрадостному обсуждению:

- Прошу вас, капитан, не стоит брать логарифмическую линейку и просчитывать на ней наши шансы на успех. Мы знаем, насколько они малы, но мы также понимаем, что предпримем эту операцию чего бы то ни стоило.

Меня заботит еще одна вещь: не найдется ли какого-нибудь способа усилить момент внезапности, который должен быть нашим главным козырем? Уже больше часа мы тщетно ломаем голову, когда у Радля внезапно появляется гениальная мысль: мы возьмем с собой какого-нибудь старшего итальянского офицера, и, наверное, одного его присутствия будет достаточно, чтобы посеять в душах карабинеров некоторое смятение - колебание, которое помешает им немедленно дать нам отпор или казнить дуче. И тут уж нам придется не терять ни секунды, чтобы не позволить им оправиться.

Генерал Штудент сразу же одобряет это хитроумное предложение, и мы ищем наилучший способ, чтобы его осуществить. Надо будет, чтобы генерал принял этого офицера накануне дня "Д" и убедил его - как именно, мы не очень представляем, - участвовать в операции. Затем, чтобы предотвратить всякую возможность утечки информации или даже предательства, офицер должен будет остаться с нами до следующего утра.

Высокий чин из нашего посольства, который прекрасно знает римских военных, указывает мне как на человека, способного оказать нам эту услугу, на одного офицера, бывшего члена штаба римского губернатора. Во время боев за обладание городом этот человек вел себя скорее нейтрально. По моей просьбе генерал вызывает его на вечер 11 сентября к себе в Фраскати, чтобы обсудить с ним "некоторые проблемы".

Теперь мы подстраховались и с этой стороны. Но вот появляется новый повод для беспокойства: новости, получаемые в течение дня 11 сентября насчет перелета транспортных планеров, совсем не радуют. Все более и более усиливающаяся активность союзнической авиации принудила нашу эскадрилью несколько раз делать длинный крюк, и к тому же перелету очень мешает отвратительная погода. До самого последнего мгновения мы надеемся, что планеры все-таки прибудут вовремя, но тщетно.

Таким образом, нам приходится передвинуть во времени все этапы нашей операции. День "Д" остается, как и прежде, воскресеньем 12 сентября - мы ни в коем случае не можем позволить себе потерять целые сутки - но час "Ч" отодвигается на 14 часов. Со всевозможными извинениями объясняем итальянскому офицеру, который явился на встречу с военной пунктуальностью, что у генерала Штудента возникли непредвиденные обстоятельства, и просим его прийти на следующее утро в восемь часов в аэропорт Пратика-ди-Маре. Самое серьезное - это то, что задержка еще больше уменьшает наши шансы на успех. С одной стороны, мощнейшие восходящие потоки, которых следует ожидать в самые теплые часы, сделают приземление очень опасным, а с другой стороны, задача отряда, которому поручено занять станцию подъемника, намного усложнится, поскольку он будет вынужден нападать средь бела дня. Тем хуже... Мы все-таки попробуем добиться успеха.