- Пусть дразнятся! - отвечала Наталья. - Шибче любить будут!

* * *

Егор и Тимошка Силин пошли к Бердышову за покупками. Мела метель, билась в каждый пень. Вся релка дымилась, словно занесло большую деревню.

- Где пенек, где труба - не поймешь! - орал сквозь вихрь Тимоха. Отовсюду дымит. Но нынче пурга не страшна! Хлеб-то свой! Верно, Кондратьич?

Среди сугробов нашли вход в Иваново зимовье. В открытую дверь за мужиками пурга нанесла на раскаленную железную печь с красным боком затрещавшую снежную пыль.

В лавке сидел Илья Бормотов. Дельдика держала в протянутой руке пышную красноводную рысь.

- Ай, ай, Илюшка, какой ты стал охотник хороший!

Дельдика выросла и похорошела. У нее волнистые густые волосы, пушистые брови, длинные изогнутые ресницы, черные блестящие глаза. Она в платье крестьянского покроя, из ситца в крапинку. И не узнаешь ее, не похожа стала на щуплую, слабую девочку, которую отбил когда-то Егор у торговцев.

Бердышов, краснолицый, бритый, в потертой куртке из пегого олененка и в унтах, стоя на коленях, подкидывал сучья во все сильней красневшую от жара железную печь.

Иван богател быстро, но жил все в том же старом, дырявом зимовье. Он понемногу забирал в свои руки всю округу.

Егор и Тимоха застали его в разгар торга. Илья принес пушнину. С недовольством покосившись на вошедших, что не дают поговорить спокойно, лезут не вовремя, - парень не любил хвастаться добычей, - он, как завзятый гольдский охотник, вытряхнул из рукава еще одну шкурку.

Бердышов, поднявшись, взял соболя у Илюшки.

- Соболь рыжий, плохой, трех рублей не дам, - грубо сказал он.

Дельдика вырвала шкурку и, сжимая ее в кулачке, что-то яростно заговорила по-гольдски. Иван беззвучно засмеялся и замотал головой.

Когда-то Дельдика сама учила Илью охотиться и с тех пор всегда хвалит его добычу. Теперь тетка не позволяет бегать с парнем в тайгу, да ей и самой не хочется. Но стоит она за Илью по-прежнему горой.

- Зачем его обманываешь? - с сердцем вскричала Дельдика.

- Вот, паря, дочку я себе нашел! - воскликнул Бердышов. - Беда! Велит дать тебе пять рублей! Что поделаешь! - вздохнул он. - Всем ее женихам угождать - разоренье! Ну, какого товару отпустить?

- В тебе, Бердышов, силы, как в хорошем коренном, а барахольным делом занялся, - говорил Тимошка. - Крупу развешиваешь, а землю пахать ленишься.

- Я уж сам себя стыдил... Ревел, слезы лил, замок, стал как лягуша! Однако, скоро это дело брошу. Право, паря! - серьезно добавил он.

Мужики взяли покупки и ушли.

- Не ту высватали, - усмехаясь вслед им, сказал Иван.

Анга, сидя в углу, плела тетиву для большого лука. Она нагнулась и прихватила жилу зубами, пробуя, тугая ли, и слушала мужа, косясь острыми черными глазами.

- Им бы Шишкину Дуньку. А деду Татьяна понравилась. Старый сват, понимает!

Дуня - одна из самых красивых девушек в округе. Иван хорошо помнит ее еще с тех пор, когда плясала она с ним на празднике у Родиона. Уж тогда подумал он, что девка эта выровняется и превзойдет всех. Еще девчонкой нравилась она Ивану, не раз привозил гостинцы и ей и ее подружкам.

- Вот бы ее к нам в село! А то выхватят другие и увезут куда-нибудь. Верно, жена, красивых-то бабенок надо бы сюда? А Кузнецовы промахнулись.

Иван посмеивался хитро.

Анга, покачав головой, тоже усмехнулась, как бы соглашаясь с мужем, но взор ее, кинутый исподлобья, был боязлив и насторожен.

"А что же ты им вовремя не посоветовал?" - хотела спросить она, но смолчала.

Часто душа ее сжималась от шуток Ивана. Он был умен, силен, хитер, но она знала, что за каждой его шуткой таится дело не шуточное и что он часто говорит совсем не то, что думает. Анга замечала, что Иван, становясь богаче, словно отдалялся от нее душой. Какие-то свои думы владели им. Чем богаче жили Бердышовы, тем скучнее становилось Анге. Любимая охотничья жизнь отходила. Нового было так много, что она ему не удивлялась, как бывало прежде. Анга по привычке все заботилась о муже, как умела, старалась сделать ему новый лук или хорошее копье, шила охотничью одежду, хотя все это ему было почти не нужно.

- А на Амуре что творится! - притворяя дрожащую дверь, сказал Иван. В такую погоду невесту верно, что на собаках вытаскивать придется!

* * *

Таня, впервые увидавши Федьку Кузнецова, просмеяла его.

- Долговязый какой!..

Дед с Федькой уехали, и мать сказала Тане, что Кузнецовы будут ее сватать. Таня сама догадывалась, что не зря жили они в Тамбовке. Все же известие это пришлось как снег на голову. Плясунья и баловница, она вмиг погасла, поникла как пришибленная.

Девушки собирались в дом Шишкиных, пели песни, бередили сердце.

- Как же это ты, как же! Ах, подруженька! - причитали они, жалея Танюшу.

- В чужой дом, в чужую деревню!

- Покидаешь нас!

- Ах, жалость!

- Что меня жалеть? - как-то раз отозвалась Таня. Оглядев подружек, она приободрилась. Озорные огоньки промелькнули в глазах. - Я выхожу, а вы остаетесь, - с насмешкой сказала она, избоченясь.

Девки только ахнули и руками развели. Но опять пели жалостливые песни.

Таня горько разревелась в коленях у матери. Петровна поплакала вместе с дочерью, а потом, утирая слезы и себе и Тане, сказала:

- Не плачь, не плачь! Чай, замуж! Чего же хорошего в девках-то сидеть? Настанет пора - сама хозяйкой будешь! Радоваться надо!

Таня приподнялась на локтях, повела кулачками по мокрому лицу и стихла. И уж больше слез ее мать не видала.

Петровна даже обижалась: "Что уж это за девки нынче пошли! Мало ревела, пожалеть не дает себя как следует".

"Конечно, за кого-то надо выходить", - думала Таня. Она еще прежде хвасталась, что за своего не пойдет. "За дальнего выйду!" - говорила, бывало, она. А вот пришло время выходить за дальнего, она и не рада, что так хвалилась... Лучше бы за ближнего. Все бы дом рядом.

С нетерпением ожидала она второго приезда жениха. И вот Федька сидит рядом, угощает невесту семечками.

- Кедровые-то у нас тоже есть, кругом на сопках, - говорит он.

- Кедровыми-то зубы набьешь, - отзывается невеста.

- А мы подсолнух возвели.

- Вся деревня, сказывают, у вас в один хлыст, всего четыре избенки, говорит Таня. - Наши ямщики найти не могли.