- Дело говорит! - крикнул он. - Давай добро, Константин Николаевич!

...Полночь, небо беззвездное. На вершине горы Петушиной - Сизов, Черный, Македонский.

Внизу, где ревмя ревет бурная Кача, лениво постреливают.

Зябко жмется к скале Сизов, комиссар поглядывает на фосфоресцирующие стрелки часов: уже пора, пора!

Тяжелые взрывы - их было несколько - словно рашпилем продрали ночь. И огненные столбы! Один, другой, третий...

Македонский по-мальчишески подскочил:

- Дает капитан!

Нетерпеливо-встревоженно проснулась долина. Глухая ночь замережилась трассами светящихся пуль, заплясали сигнальные ракеты аж до самого Бахчисарая.

Быстротечен партизанский налет. Догорал его очаг, а люди по глухим буеракам спешили в горы, в свой Большой лес.

Разведчик Иван Иванович с птичьей легкостью выскочил на гору и положил у ног Сизова два трофейных автомата и флягу с ромом:

- От благодарных воспитанников!

Сизов довольный:

- Рассказывай, черт!

Иван Иванович только настроился поэффектнее преподнести случившееся, но появился сам капитан. Отрапортовал по всей форме:

- Ночная операция завершена, убито двенадцать солдат противника, сожжено семь грузовых машин, взяты трофеи: автоматы, ранцы, карабины. Отлично действовал проводник товарищ Сидельников, прошу объявить перед строем благодарность.

Первый блин! Но не комом, не комом...

4

В штабе нашего соединения - Четвертого района - думали, гадали: что с бахчисарайцами? Никаких вестей.

А тут страшная беда: побег партизана из коушанского колхоза. Знает, гад, все наши базы, особенно бахчисарайские. Командир соединения Иван Максимович места себе не находит. Всем не сладко.

Четыре года я прожил на Южном берегу, видел удивительно спокойные осенние дни, когда в тишине и море и небо и дальние горы с потускневшими вершинами. И никак нельзя было предположить, что почти рядом, за вершинами, осень другая - холодная, сырая, постылая.

И вот судьба бросила меня, рядового совхозного механика, молодого коммуниста, - только за месяц до начала войны вступил в партию, увлекавшегося чтением книг о героике гражданской войны, за перевал, в холодные горы, в неизвестность.

Иван Максимович - наш командир, я - начальник штаба соединения, беспокойно смотрим в просвет сосен. Там - тропа, тянется она с реки прямо к нам.

Командир ждет связных от Сизова. И я жду.

Спрашиваю у него:

- А они знают, где нас искать?

- Знают!

Командирская тревога едва ли не все заслоняла - он не сходил со своего места, стоял согнувшись, уперев взгляд в тропу.

Дождался: пришли бахчисарайцы. Лучше бы не приходили.

Андрей Бережной - старший связной, бывший секретарь райкома - без всяких вводных оглушил:

- Базы разграблены! Командир отряда Сизов убит!

Мы дали время Бережному на отдых. Он поспал, подкрепился олениной и подробно рассказал о том, что произошло в Бахчисарайском отряде.

И вот что мы узнали.

* * *

Семеновский ночной удар круто изменил обстановку в Качинской долине: строгая патрульная служба, никакого движения населения, вокруг сел окопы, комендантский контроль...

А через два дня неожиданный и ошеломляющий удар по главной партизанской базе. Нападал батальон, а вместе с ним явились и коушанские полицаи с тремя десятками подвод. Базу не искали - знали; начали с вина: выбили днище бочки, приложились как следует, и начался пьяный разгул. Пылали костры, жарилась каурма, звякали об деревья бутылки.

Сизова сдерживали вдвоем: Македонский и Черный. Он хотел бросить на грабителей отряд в полном составе, но разведчики Иван Иванович и Сидельников точно выследили: фашистам это и нужно. У них в резерве два батальона пехоты, ждут только момента, чтобы захлопнуть в капкан отряд целиком.

Кто-то из местных полицаев пьяно орал:

- Эй, Си...зо...ов!! Выходи! Ага, штаны мокрые, анасен-бабасен...

Грабеж, шумный, разухабистый, продолжался до поздней ночи.

Македонский увел отряд к лесничеству Марта.

Небо хмурилось, с деревьев слетали последние листья, только дубы, оставаясь одетыми, еще пуще потемнели.

Все черным-черно, черно и на душе.

Хозяйственный мужик и в самую тяжкую беду, когда смерть косит напропалую, не выйдет со двора, не закрыв за собой калитку.

Нечто подобное делал и Македонский. Положение отряда было гибельным, но Михаил Андреевич разведывал всю местность вокруг, на ходу подобрал под Мангушем скот, одну базу, о которой знали только он и Сидельников, к полуночи перепрятали в более надежное место.

Ему нужно было знать самое главное: завтра нападут фашисты на отряд или еще помешкают денек-другой?

В три часа ночи стало ясно: нападут! Уже в урочище Славич две роты, с Мангуша спустился в долину батальон, на Коушанском хребте - минометы.

Уйти или принять бой?

Комиссар осторожничает, предлагает перемахнуть шоссе Коуш - Бешуй и быть поближе к штабу района, то есть к нам.

Семенов, как всегда, рвется в бой. Он предлагает уже к рассвету захватить немецкие минометы, а потом шарахнуть по Славичу.

Сизов помалкивает и ждет, что предложит Македонский.

А Македонский не отрывал глаза от карты-километровки. Комиссар не сомневался: он отряд под удар не подставит.

И вдруг Македонский заявляет:

- Легко каратели войдут в лес в первый раз - легко войдут в десятый. Надо драться!

Все разом обернулись к Михаилу Андреевичу - от него таких слов не ждали.

- Объясни! - не стерпел комиссар.

Македонский объяснил. При этом я не был и точных слов его не знаю. Но, наверное, именно в эти минуты и начала определяться та самая тактика лесной войны, о которой после войны Михаил Андреевич писал: "Дай врагу по зубам, да так, чтобы он даже не понял - кто, что, откуда, а тебя уж след простыл, ты уже в другом месте подстерегаешь его".

Решение приняли такое: капитан Семенов с группой боевиков остается на месте, - значит, на Марте, усиленные группы под командованием Глушко и Горского прячутся на флангах. Они заявят о себе только после того, как Семенов отойдет.

Македонский держит резерв и использует его по обстановке. За комиссаром тыл.

Сизов не сопротивлялся, как бы добровольно отошел на второй план. Потеря главной базы ему дорого стоила.

Быстренько перегруппировались, поели всухомятку, бесшумно заняли боевые точки.

Утро началось с тумана, но он был жидковат и недолговечен: сбоку потек ветер и выдул мглу. Ветер холодел, и вскоре кроны охватило голубоватой сединкой - первой изморозью.

Снаряды выскочили из-за гор внезапно и с нахлестом врезались в серую теснину. Покатило эхо - туда-обратно, воздух зажелезнел.

Семенов и его бойцы прижались за каменным уступом, легшим поперек поляны. Впереди краснела черепица лесного домика. Опытный глаз капитана точно предугадал путь карателей: появятся на поляне с двух сторон, а потом кинутся на домик.

Так оно и получилось: немцы одновременно показались справа и слева, стали, постреливая, сходиться у центра поляны.

Капитан ждал. До двух взводов карателей спиной к нему.

- Огонь! - Семенов поднялся и прилип к толстому дубу. - Бей!

Упало несколько солдат, а другие в момент исчезли.

Над головой Семенова прошипела низко ракета - сигнал Сизова: уходи!

Семенов не ушел. Участник этой засады рассказывал:

- Увидали сигнал, было поднялись, а капитан как крикнет: "Лежать!"

После небольшой паузы стал нарастать шум, вроде приближался сильный ветер...

Это мина, еще и еще! Они густо нависали над поляной, падали на пожухлую отаву, смачно жвакаясь. Едкий дым стал забивать низины.

Минометный огонь расчетливо наступал на семеновцев. Еще одна сизовская ракета перечеркнула небо, а потом фонтаном вскинулись две красные: предупреждением флангам - показать себя!

Все это совпало с появлением немцев на поляне.

Семенов истошно закричал: