Я решил "жениться". Эта новость вызвала, сенсацию в деревне Инасса, и были объявлены "смотрины" девицам и дамам, которые желали бы занять роль домоправительницы русского великого "самурая".

Смотрины были назначены на определенный день. Напрасно я старался избежать излишней пышности. Однако, мои друзья всецело поддержали желание г-жи ОматиСан дать возможность каждой девушке, которая подходила бы к намеченной роли, принять участие в конкурсе.

После смотрин должен был состояться торжественный свадебный обед всем офицерам с шести военных кораблей, стоявших в Нагасаки.

Выбор моей будущей "жены" представлял большие трудности. Все они оказались одинаковыми. Все они были улыбающиеся, обмахивающиеся веерами куклы которые с непередаваемой грацией держали, чашечки с чаем. На наше приглашение их явилось не менее шестидесяти. Даже самые бывалые офицеры среди нас, встали в тупик пред таким изобилием изящества. Я не мог смотреть спокойно на взволнованное лицо Эбелинга, но мой смех был бы неправильно истолкован "невестами". В конце концов, мое предпочтение к синему цвету разрешило мои сомнения; я остановил свой выбор на девушке, одетой в кимоно сапфирового цвета, вышитое белыми цветами.

Haконец, у меня завелся свой собственный дом, правда очень скромный по размерам и убранству. Однако, командир "Рынды" строго следил за тем, чтобы мы, молодежь, не слишком разленились, и заставлял нас заниматься ежедневно до шести часов вечера. Но в половине седьмого я уже был "дома" за обеденным столом в обществе миниатюрного существа.

Веселость характера этой японочки была поразительна. Она никогда не хмурилась, не сердилась и всем была довольна. Мне нравилось, когда она была одета в кимоно различных цветов, и я постоянно приносил ей новые куски шелка. При виде каждого нового подарка, японочка выскакивала, как сумасшедшая, на, улицу и созывала наших соседей, чтобы показать им обновку. Уговорить ее делать меньше шума - было бы напрасным трудом; она очень гордилась великодушием своего "самурая".

Она попробовала сшить кимоно и для меня, но, моя высокая фигура, закутанная в это японское одеяние, дала ей повод к новым восклицаниям и восторгам. Я поощрял ее любовь принимать моих друзей и не уставал любоваться, с каким серьезным достоинством эта кукла разыгрывала роль гостеприимной хозяйки. По праздникам мы нанимали рикшу, ездили осматривать рисовые плантации и старинные храмы, и обычно заканчивали вечер в японском ресторане, где ей оказывалось неизменно глубокое уважение. Pyccкиe офицеры называли ее в шутку "нашей великой княгиней" - причем туземцы принимали этот титул всерьез. Почтенные японцы останавливали меня на улиц и интересовались, не было ли у меня каких-либо претензий в отношении моей "жены". Мне казалось, что вся деревня смотрела на мой "брак", как на известного рода политический успех.

Так как мне предстояло, остаться в Нагасаки около двух лет, я решил изучить японский язык. Блестящее будущее Японии не вызывало во мне никаких сомнений, а потому я считал весьма полезным, чтобы хоть один из членов Императорской Фамилии говорил бы на языке страны Восходящего Солнца. Моя "жена" предложила мне быть моей преподавательницей, и через некоторое время, несмотря на трудности японской грамматики, я научился стольким фразам, что мог поддерживать разговор на простые темы.

В один прекрасный день была получена телеграмма от Государя Императора с приказанием сделать официальный визит Микадо.

Российский посланник при японском дворе выработал сложную программу, состоявшую из торжественных приемов, обедов и ужинов, и которая должна была завершиться большим банкетом во дворце. Наш посланник был очень озабочен, так как я должен был явиться первым представителем европейских государств, которого когда-либо принимал японский император.

Он объяснил мне при этом, что в своих беседах с микадо я должен буду пользоваться услугами переводчика, так как император ни на каком другом языке, кроме японского, не говорил. Я глубокомысленно усмехнулся..

Мне казалось, что мое умение говорить с Микадо без переводчика явится для всех большим сюрпризом. Жители деревни Инасса потеряли покой, когда, узнали, что с ними проживает человек, которого примет сам великий Микадо. Мои японские друзья теряли дар речи в моем присутствии, и только подобострастно кланялись.

Даже моя "жена" выглядела испуганной. Дело и в том, что в местных газетах появился мой портрет с заметкой, в которой говорилось, что русский морской офицер, проживающий уже третий месяц инкогнито в Японии, приходится двоюродным братом Императору Всероссийскому.

Это породило в моей "жене" сомнения, должна ли она продолжать называть меня "Сан" (японское уменьшительное от "Сандро") или же избрать какую-то другую, более официальную форму обращения. Пришлось подарить пятьдесят ярдов розово-зеленого шелка, чтобы возвратить ей душевное равновесие.

В то время пост заведующего церемониальной частью при японском дворе занимал бывший камергер Германского Императора, а потому прием мой в Токио и Иокогаме был обставлен с большой торжественностью. С того момента, как в Иокогамском порту прогремел императорский салют в 101 выстрел, в течение девяти последующих дней я перестал быть скромным мичманом с крейсера "Рында", и со мною обращались точно так же, как принимали в чопорном Потсдаме высочайших особ. Собственный поезд Микадо ожидал меня в Иокогаме, и все члены правительства, во главе с графом Ито, тогдашним премьер-министром, встречали меня в Токио на вокзале. Я проследовал в императорский дворец в пышном экипаже, которому предшествовал эскадрон гвардии Микадо в парадной форме.

Первая аудиенция у Императора длилась всего несколько минут. Император и Императрица приняли меня в тронной зале, окруженные блестящей свитой принцев и принцесс. Я произнес короткую речь и предал приветствие от Царя. Император выразил свою радость по поводу моего пребывания в Токио и веру в русско-японскую дружбу. Обе речи были переведены переводчиком посольства. Я испытывал никоторое смущение в обществе этих людей, одетых в полную парадную форму и едва достигавших мне до плеча, и старался казаться как можно ниже ростом.