Патриотка, несмотря на потрясение, связанное с испытанием, которому их подвергли, держалась пять дней. И тогда произошел её первый срыв. Потом, в течение нескольких дней она, не скрываясь, плакала в присутствии Каргилла. На восьмой день она открыто предложила найти какую-нибудь вожможность для побега. Ее идеи по этому поводу были весьма туманными и поразительно непрактичными для такого серьезного, как она, человека. Она с презрением отвергала возражения Каргилла и несколько раз по-настоящему выходила из себя, потеряв терпение.

Ее поведение усугубляло его собственное тревожное состояние, напряженность, которая росла с каждым днем. Наконец на двенадцатый день Каргилл поехал в аэропорт и сердито отвел Витроу в сторону:

- У меня такое ощущение, что ваша группа затягивает дело с подготовкой. Где-то есть какая-то слабинка, нерешительность. Вы не готовы сжигать за собой мосты.

Витроу был вынужден согласиться.

- Да, в этом есть доля правды. Я слышу только бесконечные оправдания.

Каргиллу это было понятно. Думая об этих людях, которые никогда раньше не принимали участия в сражениях, он вспоминал свои ощущения накануне боя. Однажды утром, когда разразилась буря, он думал и надеялся, что атака будет отменена, и, как это ни удивительно, одновременно он радовался, что наконец наступает критический момент, когда решение проблемы откладывать больше нельзя.

Такой момент как раз наступил. И только один человек из всех обладал достаточной силой воли и решимостью и опытом, чтобы добиться этого. Каргилл обратился к нему:

- Витроу, нападение должно произойти не позднее завтрашнего утра. Если этого не случится, вашему командиру станут известны имена заговорщиков.

Витроу побледнел.

- Вы не посмеете этого сделать!

Каргилл сказал спокойным голосом:

- Наверное, будет лучше, если вы уверите остальных, что я посмею это сделать.

Он посмотрел долгим взглядом прямо в глаза Витроу. Выдержав некоторое время этот взгляд, он вздохнул и протянул Каргиллу руку.

- День назначен, - произнес он. - Спасибо!

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Когда Каргилл вернулся домой, его в первый раз охватило предчувствие беды. Энн, с лицом, посеревшим от страха, встретила его у двери.

- Вокруг дома расставлена охрана, - прошептала она. - Тебя сегодня вечером отсылают в Город Теней.

Каргилл молча стоял, сосредоточенно думая, а Энн гладила его руку. Она тихо вздохнула:

- Как жаль!

Он с отсутствующим видом потрепал её по руке, думая про себя "Интересно, это случайно? Знают они что-нибудь или только подозревают?" - а вслух спросил:

- Почему именно сегодня вечером?

- Граннис... - начала она.

Это потрясло его. В гневе он схватил её за плечи.

- Как! Я думал, что ты связана с ним.

- Да, так и было, - сказала она растроенно, - но теперь я не знаю, что случилось. Отпусти, пожалуйста, ты делаешь мне больно.

Он опустил руки, пробормотав извинение. Ощущение неминуемой катастрофы усилилось. Таинственный, неуловимый, вездесущий Граннис сделал ещё один ход в своей непостижимой игре. Но на этот раз речь шла о непосредственной и смертельной опасности. Граннис намеревался подвергнуть его, Мортона Каргилла жизнь риску, отправив его в Город Теней.

Он погладил Энн по голове. Она никак не могла унять нервную дрожь. Каргилл спросил:

- Дата назначена?

- Я не знаю. Мне ничего теперь не говорят, - покачала она головой.

Он сказал мягко:

- Пойди посмотри, как там с обедом. Я разведаю обстановку.

Он направился на террасу, спустился в сад, пересек его, перелез через забор - и его остановил охранник.

- Назад! - резко бросил он. В руке его блестнуло оружие.

Каргилл подчинился и не сопротивляясь сразу же пошел к калитке, дорожка от которой вела к парадной двери дома. Она не была заперта. Но когда он вышел за калитку, из-за дерева выступил солдат и жестом приказал ему вернуться обратно.

Так, в течение нескольких минут, он насчитал девять вооруженных охранников, и все они знали его в лицо. Когда он вернулся в дом, Энн сидела в гостиной, и с ней был командир летчиков, Гриер.

- Простите, капитан, - сказал тот, - но мы не имели права рисковать. Граннис сообщил нам, что затевается заговор, поэтому все офицеры получили приказ прибыть в расположение своих частей. На тот случай, если начнутся беспорядки, после обеда вас сразу отправят в Город Теней

Гриер остался с ними обедать. Когда они встали из-за стола и пошли все вместе к двери, Энн шепнула Каргиллу:

- Постарайся найти какой-либо предлог поцеловать меня на прощание. Я сделаю вид, что сопротивляюсь.

На лужайке перед домом их ждал похожий на флотер корабль. Каргилл повернулся к Энн и, стараясь, чтобы голос его звучал как можно саркастически, проговорил:

- Мисс Рис, вас когда-то очень забавляло ваше обещание, что вы поцелуете меня, когда мы будем расставаться. Я требую, чтобы вы выполнили его.

Он не стал ждать, когда она согласится, подошел к девушке близко, взял её за подбородок, приподнял её голову и наклонился к ней так, чтобы поцелуй пришелся прямо в губы. Это был весьма смелый поцелуй, и единственной проблемой было то, что она недостаточно сильно сопротивлялась. К счастью, охранники расценили его действия как нападение и оттащили его от девушки.

- До свидания, дорогая, - сказал Каргилл. - Я скоро вернусь.

Против своего ожидания он обнаружил, что говорит то, что думает. Его очень тянуло к Энн. "Я думал, что люблю их всех, - сказал он себе, - и Лелу, и остальных..." Он вспомнил женщин, которые оставили след в его жизни в период ещё до 1954 года. Но с Энн все было иначе - она была не такая, как другие.

"Черт меня возьми! - подумал он. - Я, кажется, люблю ее".

Он вошел на борт корабля, металлическая дверь за ним закрылась, и они резко пошли на подъем. Откинувшись в кресле, он почувствовал, что сила духа его ослабевает по мере того, как до его сознания начинает доходить безнадежность его положения.

В конце концов он взял себя в руки, подумал, что он ещё не решил, что будет делать.

С надеждой он взглянул на летчиков, которые сопровождали его к месту назначения. Он не знал их, но был уверен, что они были из тех, кому он читал свои лекции. он сомневался, что сможет убедить их действовать так, как ему было нужно, но, подумал он, попытка не пытка.