Внезапно конец нити загнулся крючком и броском продвинулся в направлении Марина, который в оцепенении смотрел на него. Он с дрожью вспомнил о такой же блестящей "веревке", которую он видел ночью в квартире Траска неделю назад.

Он был потрясен. Каждый спазматический прыжок действовал на его психику с такой силой, с какой не могла подействовать пытка. Он зачарованно смотрел на эту светящуюся нить, охваченный ужасом, в то время как она, конвульсивно свиваясь в петлю, каждым выхлестом продвигалась на три фунта.

Сначала расстояние до него составляло примерно двадцать пять фунтов. Половину она покрыла менее чем за две минуты.

Выйдя из первоначального ступора, Марин начал звать на помощь. Его голос поднялся от вопля до самого громкого визга, который он только мог выдать. У него не было ни гордости, ни стимула одергивать себя. Он только хотел, чтобы кто-нибудь пришел и прекратил этот кошмар. Прямо сейчас, немедленно.

Но никто не приходил. Из-за двери не доносилось ни звука.

Когда он понял, что никто не придет, в его голове мгновенно выстроилась истинная картина происходящего. Мозг, контролировавший Великого Судью, каким-то неуловимым способом заставил диктатора поместить его в комнату с часами. Затем каким-то образом было решено, что охранник ему не нужен. Или, возможно, это был тот случай, когда охранником был избран другой раб Мозга.

Что там говорил Слэйтер? Контроль на расстоянии? Это могло означать, что функцию слуха в ключевой момент можно было отключить, и теперь охранник просто стоит за дверями и не слышит воплей, доносящихся из комнаты, которую охраняет.

Размышлять о том, почему он должен считать себя обреченным, уже не было времени. Блестящая световая "веревка" взлетела в воздух, поднялась над креслом, неуверенно качнулась и, когда он попытался отстраниться, упала ему на колени.

Откуда-то неподалеку донесся шум океанских волн. Возникла пауза, затем его окатила огромная масса воды. Она казалась такой реальной, что он почувствовал, как его приподнимает и относит назад. Вода начала спадать. Когда волна проходила мимо него, вертясь, играя и шепча, он сделал что-то, чего сам не понял.

Его челюсти сомкнулись, и во рту оказался крошечный кусочек чего-то вкусного, принесенного ему морем. Проглотив его, он ухитрился занять устойчивое положение на песке. Как ему это удалось, тоже было не совсем ясно. Это было просто действие тела, без единой четкой мысли - просто делать, быть, жить.

Затем море куда-то отдалилось, исчезло из виду. Неподалеку слышался шелест волн, бульканье, тихий шум непрестанного движения воды, качание, шипение и...

Звук затих и пропал.

"Я, был каким-то морским животным, - подумал Марин, - на самой заре эволюции. Это была память, идущая от начала жизни".

Его осенила запоздалая догадка. Он с удивлением подумал, что именно это способны переживать приппы. Они помнят такие вещи на сознательном уровне.

Вокруг него сомкнулась тьма, и он ощутил, что взбудоражен до предела. Внезапно тьма сменилась ярким сиянием. Его яркость раздражала. Именно она, догадался Марин, порождала это странное возбуждение.

Время шло; снова стемнело. Возбуждение, бившееся в нем, затихло, превратившись в слабую пульсацию. Через некоторое время сияние вернулось, и с ним пришло новое ощущение - теперь он знал, что такое жизнь!

Цикл сияния и тьмы и порожденный ими эмоциональный круговорот повторялись снова и снова. Он подумал, что это может быть жизнью в ее самой примитивной форме. Осознание этого факта глубоко его потрясло.

Темнота была ночью, сияние - днем, а солнечный свет раздражал то, что в те изначальные времена должно было быть материей, пока еще не разделенной на одушевленную и неодушевленную.

Он все еще стремился насладиться этим ощущением, когда...

Он пригнулся за скалистым гребнем. Он все еще пребывал в состоянии возбуждения, но к нему начал примешиваться страх.

За гребнем что-то было - что-то огромное. И он боялся. Он надеялся, что это "что-то" не догадается, что он здесь.

В тревожном порыве его руки охватили деревянную рукоятку примитивного топора.

Напряженно стоя на одном колене по эту сторону скалы, Марин осознавал, что сам он не мал и не слаб. Он скорее чувствовал, чем видел, как его грудь и плечи бугрятся огромными мышцами. Он даже был уверен, что сможет стать достойным противником тому чудищу за гребнем. Но то существо было бесчувственным, массивным и упрямым; на каждый его удар оно ответит несколькими ударами. И в конце концов оно, скорее всего, одолеет его и задушит своими мощными лапами. Со своей стороны он мог только надеяться отогнать его; он не мог и думать о том, чтобы его убить.

Пригнувшись, он ждал, охваченный отчаянием. Он думал только о том, чтобы избежать драки.

Новое переключение произошло, пока у него еще сохранялось ощущение тревоги. Он лежал на полу, застеленном ковром, в темноте. Он еще не вполне осознавал, что произошло, но ощущения несколько изменились. Физически он был слабее того существа, скрывавшегося от врага за гребнем. Это ощущение наполняло все тело - мышцы, желудок, нервы. Он напряженно осознавал ситуацию.

"Меня настроили на другое тело?"

Он пошевелился и услышал, как зазвенели цепи. Тонкие, прочные веревки натянулись на запястьях; на лодыжках он ощутил металлические кольца. Он расслабился, напряжение спадало.

И тут рядом с ним прозвучал голос Ривы Аллен:

- Ты проснулся? Сколько времени мы здесь находимся?

Это сон, попытался убедить себя Марин. Сейчас ее голос мог принадлежать только каким-нибудь трансформированным формам его памяти. Рива мертва. Ее тело уничтожено самой колоссальной бомбой из всех, взорванных за последние четверть века.

Снова послышался голос - очевидно, из мрака, окружавшего его.

- Нас кормили восемь раз. Думаю, это значит, что прошло три дня. Но я все время голодна, поэтому, может быть, и больше.

Теперь Марин смог идентифицировать это ощущение физической слабости голод. Но как это могло случиться? Кто лежит сейчас здесь, в темном помещении, рядом с женщиной, которой, как он знал, больше не существует?