После того как не удалось состряпать против него громкое дело и загнать в Сибирь, ему предъявили обвинение в "нелегальном пребывании" и "пользовании фиктивными документами" - жалкий итог провалившегося полицейского плана - и сослали на жительство в Харьков. Он быстро освоился, нашел людей, через которых поддерживалась связь с Краковом, и дал знать о себе. Ожидая задания, он не стал терять времени даром и, получив разрешение на сдачу экзаменов, засел за учебники.

Как же все-таки получилось, что у полиции не нашлось против него никаких улик? Выходит, напрасно Розмирович заподозрила Малиновского. Иначе полиции было бы все известно.

Но с другой стороны... Выложи следователь карты на стол, и Малиновский разоблачен! Нет, на это они пойти не могли.

Довод серьезнейший, но тогда неясно другое: зачем вообще его арестовывали? Если Малиновский - агент, на него только бросили тень. И притом ничего не добились. Не будет же Крыленко давать им козыри а руки против себя самого!

Раздумья, раздумья... А итог все тот же: поживем - увидим. Очень все подозрительно, очень, а где доказательства?

Тревожила судьба Елены Федоровны. В газетах он прочёл, что арестована вся редколлегия большевистского женского журнала "Работница". В опубликованном списке арестованных Крыленко нашел фамилию Розмирович,

Опять провокация? Или выследил шпик? ЦК уже уведомлен о подозрениях и, значит, принял необходимые меры. Оставалось одно: ждать.

О Розмирович доходили случайные сведения - обрывочные и редкие. Вроде бы все арестованные объявили голодовку, требуя своего освобождения, попоскольку за ними не было никакой вины. Ну а дальше? Кончилась голодовка или продолжается? Выдержит ли Елена Федоровна это испытание? Сдастся ли полиция или будет преследовать, мстить?

Агент страховой компании начал обход домов на Сумской улице рано утром. Это был молодой еще человек с чахоточным блеском в глазах. Болезнь сжигала его. О том говорили впалые щеки, чахлая грудь и смертельная бледность заострившегося лица, по которой точно можно было судить, что конец близок.

Задыхаясь, он поднимался по крутым деревянным и каменным лестницам, стучался в квартиры, рекламируя свой не слишком ходкий товар: страховой полис, суливший, само собой разумеется, долгую-долгую жизнь и неслыханное богатство.

- Эхма,-воскликнул один сердобольный сапожник, с жалостью разглядывая агента, - нашли кого послать! Самому бы тебе такой договор, может, протянул бы подольше...

Время уже приближалось к полудню, когда агент добрался до дома номер шесть и поднялся в третью квартиру. Крыленко, ворча, отозвался на стук: он не любил, когда его отрывали от дела.

- Не желаете ли застраховать свою юную жизнь?

Наивыгоднейшие условия!.. Беспроигрышная лотерея!..

- Благодарю. Мне надо подумать.

- В таком случае, милостивый государь, я вам оставлю наш адрес. И условия договора... Всегда к вашим услугам. Честь имею... - Он церемонно поклонился.

Крыленко закрыл дверь. Вернулся за стол. И прочитал на обороте рекламной карточки, оставленной агентом: "Галина приезжает послезавтра. Отдайте журнал в переплет".

Радость за Елену Федоровну затмила на время смысл второй фразы. Значит, перед твердостью большевички полиции пришлось отступить, Розмирович свободна. И еще это значит, что полиции не в чем ее обвинить, разве что все в том же: нелегальном проживании по подложному паспорту. Максимальная мера за это - запрещение жить в нескольких самых крупных городах, гласный полицейский надзор. Пусть уж он будет гласным, раз в Российской империи все равно от надзора некуда деться!

Он снова прочитал записку. "Отдайте журнал в переплет"... Оделся и вышел, прихватив растрепанный комплект прошлогодней "Нивы".

В тихом Смольниковском переулке над каменной аркой ворот красовалась вывеска: "Переплетная Черюненко". Рука с указующим перстом вместо стрелки была устремлена в глубину двора.

Черноусый мастер одиноко трудился за верстаком, орудуя ножницами и клеем.

- Во сколько мне обойдется переплет этих журналов? - спросил Крыленко, отчеканивая каждое слово.

Черноусый поднял голову:

- Вам сафьян? Или кожу?

- Можно и коленкор.

Мастер взял журналы, полистал, подбросил, словно оценивая их на вес, цокнул. И загнул такую цену, что Крыленко принужден был сказать:

- Это, знаете ли, дороговато. Мне надо подумать.

- Подумайте, - миролюбиво сказал черноусый, возвращая журналы, - воля ваша.

Дома между журнальных страниц Крыленко нашел письмо. ЦК сообщал, что в августе состоится съезд партии, а до этого нелегальная партийная конференция юга России. "Вы назначены,-говорилось в письме,- членом оргкомиссии... по подготовке... Немедленно приступайте к работе..."

За те четыре месяца, что они не виделись, Елена Федоровна осунулась, побледнела от бессонницы и голода, под глазами набухли синие мешки. Но она была полна энергии и на все уговоры отдохнуть, полечиться отвечала: "Потом, потом". - "Когда потом?" - спрашивал Крыленко. "Когда-нибудь..." И загадочно улыбнулась.

- Хорошо же, - с напускной строгостью сказал Крыленко, - пеняй на себя. За непослушание я не привлеку тебя к важнейшей работе.

Они только что вернулись с вокзала, даже вещи не распаковали, так не терпелось поделиться новостями.

- Интересно, к какой же? - Розмирович лукаво сощурилась. - Готовить конференцию и съезд?

- Ты знаешь?!.

- Еще бы... ЦК назначил меня членом оргкомиссии. Я как раз думала тебя привлечь или нет. Решила все-таки: привлеку, надежный товарищ...

Они весело расхохотались. Вдвоем было легче.

И работа пойдет.

Розмирович начала разбирать чемодан. И вдруг вскрикнула.

- Что с тобой?! - Крыленко примчался из кухни.

- Смотри!..

- Что это?

В руках у нее было письмо. Крыленко пробежал его глазами: сообщение о конспиративной встрече... явки...

рассказ о том, как готовится побег из тюрьмы группы товарищей...

- Почему оно у тебя?

- Вот и я хотела бы это узнать...

Розмирович задумалась, обхватив голову руками.

- Где ты его нашла?

- В чемодане между бельем. Если бы меня задержали, стали обыскивать, это же верная улика! Сибирь обеспечена...

- Ты сама собиралась в дорогу?

Она покачала головой.

- Не было сил... И уйма дел, как всегда перед отъездом. Знаешь, кто меня собирал? - Она чуть помедлила, давая понять, что готовит сюрприз: Стефа.

Газеты запестрели сенсационными сообщениями:

"Лидер социал-демократической фракции Думы, депутат от Московской губернии Р. В. Малиновский сложил с себя звание члена Государственной думы без объяснения мотивов и отбыл в неизвестном направлении.

История представляется в высшей степени темной. Подозревают предательство..." Особенно неистовствовали меньшевики: они прямо называли Малиновского провокатором, обвиняли большевиков в близорукости, в покровительстве полицейскому агенту.

- Злорадствуют, - с горечью подытожил Крыленко, прочитав десятки статей, где было множество туманных намеков, но ни одного, даже самого захудалого, факта.

Еще до неожиданного бегства Малиновского Розмирович написала в Краков обстоятельное письмо.

Подтверждая прежние подозрения, она просила вызвать ее за границу, чтобы лично рассказать все известные ей подробности. Ответ пока не пришел, но содержание его было ясно заранее: теперь уж без проверки подозрений, которые открыто брошены не только Малиновскому, но и всей партии враждебной печатью, не обойтись.

...Через несколько дней пришел незнакомец, сказал:

- Вам поклон от старика Эпишкина.

- Спасибо, - вежливо ответил Крыленко, - мы давно ждем от него весточки.

Незнакомец передал дошедшую окольными путями "весточку от Эпишкина" и удалился. Это был вызов Елене Федоровне: закончить подготовку к конференции и явиться в Поронин - местечко неподалеку от Кракова, куда Ульяновы уезжали обычно на лето, - чтобы дать показания о Малиновском партийной следственной комиссии.