И что побуждает взрослых давать детям обещания и не выполнять их? Кроме отца и полковника Картера только Чарли Проджер выполнял данные им обещания. Он был чем-то вроде политика, а мне внушали, что политика - это нечто несовсем хорошее.

Я не знал, в чём же заключалось это нехорошее, но в случае с Чарли Проджером меня это вовсе не интересовало. Он очень нравился мне, когда, улыбаясь, щеголеватый и симпатичный, он шёл мне навстречу, я всегда испытывал да и сейчас испытываю к нему глубокое, безотчётное уважение. То, что взрослые считают хорошим или плохим, не совпадает с тем, что среди нас, мальчишек, считается хорошим или плохим. Для меня Чарли Проджер был тогда хорошим человеком: он пообещал мне пару ходулей; у других ребят были ходули, и они могли ходить на них прямо по грязи и воде, могли перешагивать через невысокие заборы и даже подниматься вверх по ступенькам. Чарли Проджер не говорил, что принесёт мне ходули, он поступил гораздо лучше. Он сказал: "Ты получишь ходули. В один прекрасный день ты увидишь их на крыльце своего дома, но так и не узнаешь, откуда они взялись." И действительно, вскоре я обнаружил на крыльце такие ходули, какие соседским мальчишкам и не снились. На них я на некоторое время воспарил донебес и навсегда уверовал в слово, данное человеком, но не любым человеком, а таким "плохим" политиком как Чарли Проджер.

Но Чарли Проджер никогда не обещал подарить мне коня, а мне хотелось иметь именно коня, пони. Когда исполнилось его первое обещание по поводу ходуль, я попросил его пообещать мне пони. Я был уверен, что если заручусь его обещанием, то у меня будет пони. Он всё понял и засмеялся. "Нет," сказал он, он не может подарить мне пони и поэтому не будет давать такого обещания.

Но бывают люди и другого рода, те, кто не только дают обещания и нарушают их, но, возможно, даже и не думают выполнять их. Я считал возницу, которого отец иногда нанимал по воскресеньям, чтобы покатать нас по набережной, прекрасным человеком и своим большим приятелем. Он позволял мне сидеть рядом с собой на козлах и держаться за вожжи позади его рук, но, если мы ехали по хорошей прямой дороге, то он держал за концы, а я правил. Однажды он замахнулся кнутом на голубя и ударил его так, что плеть захлестнулась на горле птицы. Это произвело на меня сильное впечатление. Кучер слез с брички, свернул голубю голову и принёс его мне. Бедный голубь! Всё это так, но я был восхищён ловкостью кучера, а он ещё похвастался: "Подумаешь, я ещё и не такое умею. Когда я был погонщиком в горах, я так наловчился, что мог сбить муху с ушей переднего мула." Он, несомненно, обернулся и подмигнул поверившим было ему родителям, важно сидевшим на заднем сиденье, но я ничего такого не заметил. Мне захотелось иметь голубя, и я попросил своего искусного друга поймать мне одного, живого. Тот ответил, что может это сделать, что сделает это, но ничего так и не сделал. Он не выполнил этого во время той поездки, но пообещал поймать голубя в следующий раз. И опять не поймал. Годами, мне кажется, каждый раз, как я встречал этого кучера, я просил его достать мне голубя, а он всегда давал мне взамен... новое обещание.

Я, должно быть, порядочно надоел этому бедному легкомысленному лжецу, но больше всего доставалось тем, кого я просил подарить мне коня. Их было много, все, кто имел хоть какое-либо отношение к лошадям, и много других все они знали, что мне нужен пони. Я просил об этом отца, затем даже писал письма дедушке, полковнику Картеру, родителям отца с просьбой подарить мне пони. И большинство из них просто отделывалось обещаниями. Конюшня моя была полна обещаний, и я верил в них. Мне очень нравилось кататься на этих обещаниях до тех пор, пока однажды я не упал и здорово ушибся. Один из компаньонов отца, приезжавший по делам из Сан-Франциско, написал, что привезёт мне или трехколёсный велосипед, или пони, а я должен был угадать, что он мне припас. Чего же я хотел? Я написал, что предпочитаю пони. Когда же он приехал, у него ничего с собой не было.

- Ты не угадал, - заявил он. - У меня не было пони тебе в подарок. Вот если бы ты выбрал велосипед...

Я молча стоял, уставившись на него, а он расхохотался. Он не догадывался о том шоке, о том сокрушительном страдании, которое не давало мне сдвинуться с места.

Я не мог даже пошевелиться. Матери пришлось взять меня на руки и отнести в постель. Ведь у меня мог быть велосипед! Я мог бы кататься на велосипеде. Я мог вообразить себе его конём, или пароходом, или паровозом, и кроме того это был бы велосипед. Беда моя обернулась тягостным горем, без слов, без слёз, а этот лжец ещё захохотал.

Глава III НЕСЧАСТНОЕ, СЧАСТЛИВОЕ РОЖДЕСТВО

Дела у моего отца шли, как будто, медленно, но верно в гору. У него и его местного партнёра Луэлина Тоузера не было пороков. Они были преданы семье и "делу", которое росло вместе с городом, а тот, в свою очередь, рос и менялся вместе со штатом от сообщества, занятого азартными играми, горнодобывающей промышленностью и работой на ранчо, к обществу, занятому фермерством, садоводством и строительством. Усиливалась иммиграция, но теперь уже не за счёт золотоискателей, а за счёт фермеров, деловых людей и строителей, которые обустраивались там, сажали и жали, торговали природными богатствами штата, который процветал, "делая людей", которые скажут вам, что они "сделали штат".

По мере того, как дело приносило доход, а я учился в начальной школе, отец купил себе участок на окраине города на углу улицы К и 16-й улицы и построил там "большой" дом. Он был несколько в стороне от новостроек, но рядом была новаяшкола для меня и моих сестёр, которые вскоре появились вслед за мной. Но это интересовало только родителей, но не меня. Они постоянно говорили о школе, самим им не довелось как следует поучиться, и они полагали, что что-то упустили.

Отец мой увлекался написанием речей, мать пописывала стихи, и они вероятно считали, что у них есть таланты, которые расцвели бы при школьном образовании.

Поэтому они порешили, что таланты их детей получат всевозможное развитие. Я же в то время считал, что мне уже достаточно и того, что есть, и оно меня вовсе не интересовало. Оно лишь мешало моим собственным делам, моему самообразованию.