- Это здорово, - подвёл я итог. - Они герои книг, и я хотел бы стать героем книги. Но к сожалению я не мог быть этим. Отец с матерью у меня не умерли, когда я был маленьким. Они оба ещё живы и у них есть дом для меня. Так что у меня нет того шанса, я не могу уйти и страдать, бороться и затем добиться успеха.

Герцог понял мои трудности и постарался подбодрить меня. Есть ведь и другие дела, которыми можно заняться.

- Что же? - спросил я. - Я же не могу быть сыном богатого человека или сыном герцога и делать то, что делают они. - О них тоже были истории. У них были лодки и реки, по которым можно плавать, не такие как Сакраменто и Америкэн-ривер, которые то вздуваются в половодье, то совсем высыхают. У них был снег и лёд, и парки. Они могут кататься на санках и лыжах, у них есть где покататься на конях, специально приготовленные для этого места, у них есть конюхи, сопровождающие их.

У меня же не так. Мне приходится ездить в пойме реки или же по степи, всегда в компании ребят, быть в компании фермеров и...и...

Я запнулся. Я чуть не сболтнул что-то, что могло бы обидеть его. Он понял моё замешательство и подобно герцогу он очень изящно сгладил неловкость (знать, ведь вам известно, очень изящна).

- И ковбоев, - закончил он.

- Да, - подтвердил я, и чтобы сделать это помягче для него, я милостиво пояснил, что не имею в виду его. Я рад, что встретил его, уж наверное приеду к нему на ранчо со своей ватагой, чтобы помочь им управляться со скотом. Мне ведь надо же чем-то заняться.

- Но ведь вы же понимаете, - продолжил я, - что работа со скотиной на ранчо - это вовсе не занятие для честолюбивого человека, если у него есть хоть какой-либо выбор.

Навстречу нам двигалась упряжка. - Я заверну их, - предложил я, выехал вперёд и завернул табун на правую сторону дороги. После этого было два перекрёстка подряд, и мы с герцогом были довольно плотно заняты, а потом уже мы подъехали к окраине города. И надо было думать о другом.

На какую бойню он гонит скот? Когда он сказал мне это, я ответил, что всё будет просто. Я знал загонщика Чокнутого Луи, он уж вероятно ждёт нас, жерди уже сняты, и у него в загоне есть пруд. Так что скот сам пойдёт туда на водопой.

Так оно и вышло. Но пару миль до того нам пришлось изрядно потрудиться. Скотина разбрелась, половина пошла не в тот переулок. Мой пони завернул их назад, и ...

ну в общем мы пригнали весь усталый голодный гурт на скотобойню. Луи ужестоял там посреди дороги, ворота были широко раскрыты. Скот рванулся туда, за ним последовали наши лошади, все сломя голову бросились к пруду, забрались в воду по брюхо и погрузили голову в неё по самые глаза. А Луи, закрыв ворота, побежал за нами к пруду, он стоял и приплясывал от радости, смеялся и вопил как сумасшедший при виде пьющих животных.

Я увидел, что герцог с удивлением смотрит на того.

- Что это с ним такое? - спросил он, когда мы выезжали из воды и направились в город. Я же увидел здесь возможность разъяснить ему, что имел в виду "в самом деле".

- Ну, - начал я, - Чокнутого Луи называют дураком, но это не так. Он вполне нормальный человек, только он очень любит животных. Вы видели, как он радовался, когда ваши изголодавшиеся бычки кинулись в воду и стали пить вволю? Ну, ему этонравится, ему нравится смотреть, как они едят и пьют. Когда ему приходится видеть, как их убивают, он даже плачет, это уж точно. Вот поэтому-то его и зовут дураком, потому что он любит животных и сходит с ума, когда видит, как они едят и пьют, и ... и когда скот забивают, он тоже сходит с ума.

- Бедняга, - пробормотал герцог.

- Да нет, - поправил я. - Луис однажды попал в тюрьму за воровство скота, а другой раз побывал в психбольнице за то же самое. Но я-то знаю его и знаю, чего он хотел, он вовсе не хотел завладеть скотом, он лишь хотел, чтобы за ним был хороший уход. Так вот я помог ему устроиться сюда, чтобы он ухаживал за скотом.

Лучше было бы устроить его куда-нибудь на ранчо, где скот не бьют, но никто из владельцев не хочетбрать помешанного на скоте работника. Только этот вот старый мясник-немец смог понять Луи. Он поручил ему откармливать скот и старается держать его подальше от бойни.

- В самом деле! - воскликнул ковбой, и я ответил: - Да, в самом деле. Вот вы сами это и сказали.

Но даже тогда он не понял сути. Мы тихо ехали по улицам города, слышно лишь было, как хлопают полы его одежды да позвякивают шпоры.

- Ну повтори ещё раз, - наконец попросил он.

- Ну как же, разве непонятно? - ответил я. - Этот работник на бойне должен откармливать скот, который будут забивать, в действительности ... он играет в то, что он друг твоих телят, он отведёт их в сарай, будет кормить их сполна, холить их, разговаривать с ними, будет слушать их и ...и...

- И? - переспросил ковбой, и я прямо рассказал ему, как Луи сидит с тобой на заборе и рассказывает, что чувствует молодой телок, когда его отняли у матери и кем бы хотел стать молодой вол... на самом деле.

- Он рассказывает мне, - говорил я, - истории, которые ... достоверны в том, что скот рассказывает ему.

- Правда?

- Да, - отвечал я и рассказал ему о обходчике, который следит за эстакадой и мостом на Америкэн-ривер. У него хорошая работа, довольно опасная, и он прекрасно справляется с ней. Но она его не интересует. "В душе он золотоискатель, который мечтает напасть на жилу, затем вернуться домой к родным, к девушке, которая не хочет выходить за него замуж, и ...,и...

- И...- повторил ковбой, я увидел, что он начинает понимать и продолжил.

- И я хожу к нему в будку, мы там сидим, затем возвращаемся на родину богатыми и тратим деньги, он просто разбрасывает их, и родные гордятся им, и ..., и...

- И...

Мне пришлось вернуться назад и объяснить, что все трудности обходчика возникли из-за одного проповедника в его родном городке, который проклял его публично в церкви за то, что тот танцевал и поднял много пыли. Обходчик был тогда сдевушкой, та так застыдилась, что больше не захотела иметь с ним ничего общего.

- Понял? - спросил я, и он понял хотя бы это. Тогда я открыл ему всю правду. Как мы с обходчиком, оставшись вдвоём на эстакаде, когда поездов нет, начинаем разбирать его богатства и отправляемся на восток к нему домой. Мы входим в ту церковь... и при всём народе, конечно, в присутствии девушки, ...и обходчик, о котором в городке судачили целую неделю, проходит по среднему нефу церкви, вынимает пистолет изаставляет проповедника спуститься с алтаря, ставит его на колени и велит извиниться перед девушкой.