Сейчас, когда орусутам потребовалась помощь, этот-то тумен и увел Тудай-Менгу.

Берке уже послал своего гонца к нойону Ток-Буги с приказом срочно привести для охраны ставки новое войско, но его пока не было, и в Сарай-Берке, кроме личных нукеров, не оставалось воинов. Этим и решил воспользоваться по совету Кундуз Салимгирей.

Узнав о требовании Салимгирея, заволновались рабы. И хан Берке, помня прежнее их выступление, кипя от ярости, вынужден был согласиться и отпустить рабов.

Отряд пополнился новыми воинами. Салимгирей повел своих людей вверх по Итилю, и скоро след его затерялся в просторах кипчакской степи.

А потом пришла серая, холодная осень с пронзительными колючими ветрами. Однажды выпал снег и больше уже не таял. Отряд Салимгирея встретился с другим таким же отрядом, который возглавлял вольный батыр Жаган. Зимовать решили в среднем течении Итиля, где были хорошие пастбища для лошадей и можно было дождаться весны, кормясь охотой.

В начале зимы Салимгирей и Акжамал стали мужем и женой…

Укрытая белым саваном, насквозь продуваемая ветрами, лежала в великой дреме кипчакская степь.

А в это время в теплом, не знающем долгой зимы Мавераннахре креп, набирал силы Барак-хан.

Ремесленники Ходжента, Бухары, Самарканда готовили для его войска оружие. Напуганные усилением Золотой Орды, боясь новых набегов диких кочевников, люди делали все, чтобы Барак смог вооружить новые тумены. Свой правитель казался милосерднее чужого.

Барак, испытывая крепость войска, посылал свои отряды в сторону Отрара, но вступить в большое сражение с туменами Кайду не решался.

Для этого у него были все основания. В среднем течении Сейхуна, затаившись, словно большой дракон, стояла пятидесятитысячная конница Золотой Орды под предводительством Менгу-Темира.

Больше чем Кайду боялся Барак этого войска, потому что не знал, что задумали в Золотой Орде.

Все переменчиво под луной, и осторожность еще никому не мешала.

Неожиданно от Кайду явились послы во главе с нойоном Кипчаком, рожденным от Кудана, сына Угедэя. Они сказали:

– Мы все потомки Чингиз-хана, и недостойно нам грызться меж собой. Кипчакских степей и просторов Мавераннахра хватит всем. Не будем же рвать эти земли на куски.

Барак, скрывая охватившую его радость, согласился. Было решено не нападать друг на друга, а на будущий год собрать курултай всех потомков Чингиз-хана и решить споры миром.

Берке узнал об этом сговоре в середине зимы. Союз потомков Джагатая и Угедэя не обещал Золотой Орде ничего хорошего.

Собрав во дворце нойонов, разгневанный хан говорил:

– Чем занят Менгу-Темир? Для чего я дал ему пять туменов? Он должен был натравить друг на друга волчат Угедэя и Джагатая и, ослабив их, одним ударом покорить Мавераннахр. Он же, презренный трус, подобно кошке дремлет в тепле!

Берке решил срочно отправить в ставку Менгу-Темира отряд, который бы напомнил нойону, для чего он послан на берега Сейхуна, и передал ему гневные слова хана Золотой Орды.

Зима в том году была необычная. Почти не прекращались свирепые бураны, когда земля сливалась с небом и даже привычные монгольские кони не могли идти против ветра, а падали под его напором на колени.

И весна пришла, ранняя, дружная. Солнце за несколько дней расплавило горы снега, наметенные ветрами в Дешт-и-Кипчак со всего света. Земля, затопленная вешними водами, превратилась в море. Разлились, вышли из берегов степные реки Яик, Иргиз, Тургай.

Когда же воды скатились с крутых боков земли и реки почти вернулись в свои ложа, вдруг зарядили обложные дожди и все вокруг превратилось в сплошное болото, в котором тонули лошади.

С трудом добрались посланцы Берке до ставки Менгу-Темира. Велико было их разочарование, когда они узнали, что союз между потомками Джагатая и Угедэя окреп и в скором времени расстроить его не удастся. Неведомо им было, что Менгу-Темир не по оплошности сидел все это время в своей ставке спокойно и не предпринимал никаких действий. На это у нойона были свои причины, и цели он выбрал далекие.

Раздосадованный бездействием Менгу-Темира, хан Берке всю зиму провел в бейспокойстве.

Он с трудом дождался времени, когда подсохла земля и берега Итиля сделались нежно-зелеными от первых шелковистых травинок. С каждым днем все больше расцветала напоенная живой водой весны степь. Небо над нею было высоким и бездонным. На озерах и речных протоках становилось темно от бесчисленных стай птиц, а в тальниковых зарослях по берегам Итиля в молодой листве страстно пели потерявшие разум от любви соловьи.

В один из таких дней Берке велел позвать в свой шатер вернувшегося из орусутских земель Тудай-Менгу и сына Менгу-Темира – Токтая. Когда нойоны явились, хан невольно залюбовался ими. Оба были молоды, стройны, быстры в движениях. И одеты были просто, как повелось у монгольских воинов со времен Чингиз-хана. На каждом был простой чекмень, перетянутый поясом, на котором висела сабля, на ногах мягкие монгольские сапоги, на голове борик, отороченный желтым лисьим мехом.

Берке знал, что больше всего на свете эти два нойона любили оружие и коней. Ножны и рукояти сабель и кинжалов у них были украшены золотом и серебром, сверкали драгоценными камнями. Коней же, черных и горячих, украшали седла, уздечки, стремена и подпруги, отделанные белым чистым серебром.

Молодые нойоны любили пошуметь, поспорить, и среди чингизидов их считали задирами.

После взаимных приветствий хан предложил Тудай-Менгу и Токтаю сесть.

Нойоны опустились на разостланный у подножья трона пушистый персидский ковер, подобрав по-восточному под себя ноги, и приготовились слушать.

– Сколько у вас сейчас воинов?

– Согласно приказу, каждый из нас привел по пять тысяч, – ответил Токтай, настороженно вглядываясь в лицо хана.

– Хорошо. Пусть они будут готовы выступить в поход в любой день и час. Я сам поведу их…

Тудай-Менгу подался вперед всем телом:

– Далек ли будет наш путь?

Берке нахмурился. Он не любил, когда его перебивали.

– Нет. Всего два дня потребуется, чтобы увидеть лицо врага. Как нам стало известно, отряд беглых рабов находится сейчас на правом берегу Итиля, в Черном лесу. Мы окружим его и подожжем бор…

Тудай-Менгу весело рассмеялся:

– Выходит, нам придется поджарить живьем и двух красавиц!..

Токтай никак не отозвался на слова нойона. Лицо его было серьезно:

– К чему напрасно жечь лес? Рабов не более двух тысяч, и наши храбрые воины легко справятся с ними.

Берке отрицательно покачал головой:

– Наши воины привыкли сражаться на конях, лес не место, где они смогут показать свою удаль. Среди же рабов много орусутов, булгар. Они привыкли к лесу, умеют биться в пешем строю и при нужде проскользнут мимо любого заслона. Мы поступим так, как сказал я. Огонь поможет нам сделать то, что не смогут сделать воины.

– Пусть будет так, – согласились нойоны.

– Идите готовьтесь к походу. И пусть уже сегодня в сторону Черного бора отправятся арбы с тридцатью бурдюками, наполненными горючей китайской смесью.

Тудай-Менгу и Токтай поклонились хану.

Черный лес тянулся широкой лентой по высокому итильскому берегу. Могучие дубы, красивые стройные сосны, белоснежные березы переплели здесь свои ветви, образовав непроходимую чащу.

Отряд Салимгирея, укрывшись в темной глубине леса, совершал отсюда набеги на монгольские отряды и проходящие мимо караваны, везущие дань, собранную с орусутских и булгарских земель.

Воины прорубили в чаще узкую тропу, по которой могли проехать только два всадника, и по ней выходили на степные просторы, по этой же тропе возвращались в свой лагерь.