Кундуз зашаталась, уронила на грудь голову.
– Поднимите голову этой потаскухе! – крикнул палач державшим девушку туленгитам. – Пусть она увидит, как ее будущий муж станет евнухом!
И вдруг властный, сильный голос упал в гнетущую тишину:
– Люди! Разве можно терпеть такое насилие?! Или вы забыли, что вы люди?
Головы всех повернулись на голос. Высокий человек, одетый во все черное, стоял чуть поодаль от помоста. Лицо его было до самых глаз закрыто платком. И никто не смог в этот миг даже подумать, что это был сотник личной охраны Берке-хана Салимгирей.
Толпа заволновалась, растревоженно загудела:
– Освободить ромея!
– Лучше умереть, чем так жить!
Так в год курицы (1261) в столице Золотой Орды – Сарай Берке началось восстание рабов. Три дня лилась кровь и пылали дома. Хан Берке, укрывшись в своем дворце, вызвал из степи на подмогу тумены лашкаркаши Ногая.
Рабы упорно сопротивлялись. Они знали – пощады не будет, а потому каждый из них стоил в этом сражении десяти воинов. Каждый дом, каждый глинобитный дувал превратился в маленькую крепость. Обезумевшие, в большинстве своем без-оружные люди в ярости бросались на всадников с крыш домов.
Теснимые воинами Ногая, рабы укрылись в недостроенной мечети на берегу Итиля. Стрел уже не было, и они разбирали стены, чтобы отбиться камнями и кирпичами.
На третью ночь, понимая, что им не совладать с ханским войском, рабы целыми отрядами прорывались в степь, уходили вплавь через Итиль.
Страшной была ханская месть. Всех, кто остался в живых, Берке велел вывести за город, и воины рубили пленников саблями, топтали конями…
Хан торжествовал победу, но страх, поселившийся в его душе, не проходил. Впервые не где-то в далеком Самарканде или Бухаре подняла голову чернь, а здесь, в сердце Золотой Орды, непоколебимо стоявшей с тех времен, когда создал ее великий Бату-хан. Происходило непонятное, и Берке не знал, что ему следует предпринять дальше.
Когда свершилась расправа над рабами, хан послал нукеров на озеро узнать, целы ли его лебеди, велел отыскать мастера-ромея и девушку Кундуз.
Лебеди не пострадали во время смуты, но ни ромея, ни девушки не было ни среди живых, ни среди мертвых.
…Скрываясь днем в лесных чащах, Коломон и Кундуз с небольшим отрядом беглых рабов шли по ночам в сторону реки Тан[26].
Глава четвертая
Ногаю, единственному сыну Татара, рожденного от младшего сына Джучи – Буала, во времена, когда Бату-хан двинулся на Европу, исполнилось двадцать лет. Был он смел и горяч. Ни его дед Буал, ни отец Татар не прославили себя в походах, не добились звания хана. По заведенному Чингиз-ханом порядку, они принимали участие во всех делах Орды, но после походов непременно возвращались в свой улус, чтобы предаться усладам мирной жизни.
Последним улусом Татара после возвращения его из Восточной Европы стала крымская земля. Ставку же свою он устроил в городе Кафа.
Под началом Ногая во время походов на орусутов и угров были тумены, состоящие из монголов-хадаркинцев и мангитских всадников.
И те, и другие славились как отличные воины, замечательные стрелки из луков. Хадаркинцы, кроме того, отличались неукоснительным выполнением заветов Чингиз-хана и свято придерживались введенной им железной дисциплины. Недаром глава их рода Мунир Куран был в свое время эмиром и командовал правым крылом Чингизова войска.
Тумены Ногая не знали поражений. По этой причине Бату-хан сделал его наибом[27] в завоеванных им Болгарии и Молдавии. Но, после того как основное войско монголов вернулось на берега Итиля, Ногай, оставшийся всего с двумя туменами, не смог долго удерживать в повиновении покоренные народы. Обстоятельства сложились так, что он вынужден был через два года привести свое поредевшее войско в улус отца, в Крым. Татар уже умер, и улус по праву принадлежал Ногаю.
Но великий Бату-хан рассудил иначе. Он повелел Ногаю прибыть в Сарай и сделал его лашкаркаши всего золотоордынского войска.
Ногая повиновался приказу, но природная осторожность, умение предугадывать будущее заставили его оставить в отцовском улусе большую часть преданных ему воинов-хадаркинцев. Он оставил им все, что награбили они в походах, и кроме того наградил каждого из своей казны.
Пользу от своего поступка Ногай ощутил много лет спустя, когда решил вступить в борьбу с ханом Золотой Орды – Токтаем. Монгольские воины не забыли его доброты. Все, как один, они пришли под его знамя и стали верной и надежной опорой. Уже тогда хадаркинцы и мангуты, населявшие Крым, назывались ногайцами. И не того, кто сидел на троне Золотой Орды, величали они ханом, а своего повелителя Ногая.
После смерти Бату менялись в Орде ханы, а Ногай по-прежнему оставался лашкаркаши всего войска, потому что не было ему равных в смелости и прозорливости. Простые воины ценили его за щедрость и справедливость и готовы были идти за ним в огонь и воду.
Сила всегда на стороне того, в чьих руках многочисленное и преданное войско. Берке не был похож на великого Бату-хана. Тот сумел создать могучую Золотую Орду. Берке же старался хотя бы сохранить ее в целости, не дать другим отпрыскам Чингиз-хана растащить земли, завоеванные братом. Огромное тщеславие, тайные, далеко идущие замыслы заставляли его думать о близкой вражде с ильханом Кулагу, с потомками Джагатая, с Кубылаем и Арик-Буги.
Не понимая, что ему не дано совершить то, что сделал Бату-хан, Берке помышлял об огромном государстве, в которое бы вновь, как при великом Чингиз-хане, вошли все земли, принадлежавшие когда-то единовластно его деду. И править всей этой империей должен был не Каракорум, а Золотая Орда.
Подолгу обдумывая в одиночестве свои замыслы, Берке вдруг начал опасаться Ногая. Что из того, что ни дед его, ни отец не являлись ханами? Ханство – удел старших сыновей Джучи. Таков закон чингизидов. Но кто сейчас придерживается порядков, установленных Потрясателем вселенной? Свои законы диктует каждый, на чьей стороне сила. Тому пример Кубылай. Не он ли, опираясь на свое войско, первым из многочисленных потомков Чингиз-хана отделился от Каракорума и дерзнул создать свое ханство? При великом деде за такой поступок его бы ожидала жестокая смерть, а сейчас? Некому стало карать отступников.
Кто может поручиться за то, что Ногай, посчитав себя потомком Чингиз-хана, достойным стать властителем Золотой Орды, не посягнет однажды на трон? Именно в его руках войско, и оно предано ему.
Нет. От Ногая следовало отделаться. И чем скорее это свершится, тем лучше. Берке понимал, что одинаково трудно и опасно отнять у него сейчас должность лашкаркаши или отравить. Слишком влиятелен Ногай, и поэтому было страшно решиться на открытую вражду с ним.
А что, если послать его в поход на ханство Кулагу, чтобы вернуть Орде Азербайджан и Ширван? Война есть война. И случится может всякое. Если победа будет за Ногаем, то Золотая Орда станет сильнее, и тогда не поздно подумать, как отделаться от соперников. Если же Ногай потерпит поражение – появится повод лишить его звания лашкаркаши.
Берке страстно мечтал о победе над сильным и жестоким Кулагу и в то же время ненавидел Ногая.
Чтобы глаза не могли оклеветать друг друга, бог создал между ними нос. Между братьями Кубылаем и Арик-Буги аллах забыл поставить преграду, и поэтому со временем между сыновьями Туле появилась огромная яма. Имя ей было – зависть. Другие потомки Чингиз-хана, тоже мечтающие о власти и славе, о троне деда, ссылаясь на то, что Кубылай первым нарушил закон предков и без решения курултая назвался ханом, усердно углубляли эту яму, превращая ее в пропасть.
Все смешалось под вечным небом. Потомки Потрясателя вселенной, позабыв о единой крови, текущей в их жилах, сделались врагами.
На сторону Кубылая встали: сын Угедэя – Кадан, сын Темугэ-очигана, младшего брата Чингиз-хана, – Тогушар. Под их рукой оказалось закаленное в многочисленных сражениях, приученное к повиновению, храброе войско, под ударами которого пал когда-то Северный Китай.