И тут вмешалась церковь. По христианскому обычаю, Сартак и Наташа должны были обвенчаться. Новгородский митрополит Даниил сказал: «Сын великого Бату-хана, нам по душе твое желание. Опора Золотой Орды, ты дорог нам, но дороже всего христианину его вера. По нашим законам, верящий в Христа может иметь только одну жену. И если мила тебе девушка Наталья и ты хочешь взять ее за себя, оставь своих прежних жен. Только тогда обвенчаю я вас».

Сартак упрашивал строптивого митрополита, угрожал, но тот был тверд. Хан накинул на плечи Даниила дорогую соболью шубу, подарил коня под серебряным седлом, осыпал золотыми монетами.

Митрополит принял подарки, сказав: «Пусть все, что ты дал, будет твоим пожертвованием на святую церковь, но меня проклянет бог, если я обвенчаю тебя до той поры, пока ты не оставишь своих прежних жен».

У молодого хана не хватило мужества поступить так, как того требовал митрополит. Хотя и всемогущ был Сартак, но, не желая разрушать единство Орды, опасаясь мести со стороны родственников своих жен, он решил выждать время.

Казалось бы, благоразумие победило, но страсть, проснувшаяся к орусутской девушке, жгла сердце.

Не зная, как быть, как поступить дальше, он однажды обратился к ромею Койаку, выполнявшему различные поручения в ставке.

– Скажи, – попросил Сартак, – разве святые, создавшие христианскую веру, всю свою жизнь проводили с одной женщиной?

Койак легко догадался, почему хан обратился к нему. Быстро погасив появившуюся на губах лукавую улыбку, он серьезно сказал:

– Да. Святые строго соблюдали закон. Кроме того, всем последователям христианской веры не разрешалось брать новую жену, пока жива первая или если он не был с ней разведен. Но те, кому божьей волей была дана царственная власть над людьми… Разве хан не слышал о споре, который состоялся между имамом Нуриддином Хорезми и православными священниками?

Сартак вопросительно посмотрел на ромея.

– Этот спор состоялся во дворце хана Гуюка в то время, когда он решил выступить против твоего отца великого Бату-хана.

– Я слушаю тебя, ромей.

Койак прикрыл глаза, словно вспоминая.

– Дело было так… Все знают, что Гуюк, так же как и вы, принял в свое время христианскую веру. Но он был горяч и не терпел рядом с собой тех, кто исповедовал ислам, а потому всячески преследовал иноверцев. И спор, о котором говорю я, был устроен для того, чтобы опозорить мусульман. Я не стану рассказывать обо всем – это было состязание в мудрости, острословии, знаниях. Спор был длинен и запутан, как след лисы. Так вот… Христиане спросили имама: «Что за человек был пророк Мухаммед? Расскажите о нем». Нуриддин Хорезми ответил: «Мухаммед – последний пророк, посланный на землю аллахом. Он вождь святых. Пророк Иса сказал: „Всевышний, не жалей добра для пророка, который придет после меня…“ Тогда христиане спросили: „Только того, кто имеет непорочную душу и не обращает своего взора на женщин, можно считать святым… А у пророка Мухаммеда было девять жен… Как же можно причислять его к лику святых?“ Имам не растерялся: „У пророка Давида было девяносто девять жен, у Соломона – триста да еще тысяча наложниц. Что вы ответите на это?“ Христиане возразили: „Давид и Соломон не пророки – они цари“. Спор затягивался, ему не было видно конца, как степной дороге в длинный летний день. И тогда православные священники пошли на хитрость. Они попросили хана Гуюка приказать мусульманам прочесть молитву – намаз с соблюдением всех канонов.

Имам Нуриддин Хорезми вместе с одним из ишанов, присутствующих при споре, начал читать намаз. Христиане всячески мешали им: щипали, били по голове, когда те склонялись к молитвенному коврику. Но творящие намаз были крепки в своей вере, и слова пророка Мухаммеда о том, что ничто не должно помешать им завершить начатое, иначе можно попасть в ад, завершили молитву последней сурой. Вот так это было… На следующее утро хан Гуюк со стотысячным войском двинулся в кипчакские степи на своего отца… Через три дня, заболев неизвестной болезнью, которая вызвала кровавую рвоту, он умер. Мусульмане тогда сказали: «Хан Гуюк позволил издеваться над нашей верой. Пророк Мухаммед покарал его…» Конечно, не из-за спора умер хан…

Сартак пропустил последние слова мимо ушей. Хитрый ромей подсказал ему нужную мысль. Действительно, если у Давида было девяносто девять жен, а у Соломона – триста и тысяча наложниц, то почему ему, властителю Золотой Орды, не взять еще одну жену? Митрополит Даниил должен прислушаться к тому, что он услышал от ромея, и обвенчать его с орусутской девушкой. А если и на этот раз не согласится…

Глаза Сартака недобро сверкнули, рука потянулась к кинжалу.

– Иди, – сказал он Койаку, – пусть сотник Сырмак собирается в путь…

Но Сырмак вошел сам. Это был смуглый, широкоплечий и широкогрудый воин. Его борик, украшенный шкуркой степной лисицы – корсака, короткий чапан из серой верблюжьей шерсти, отделанный по воротнику мехом выдры, удобные сапоги с войлочными чулками без слов говорили, что он принадлежит к одному из кипчакских родов.

Вместе с Сырмаком был желтолицый сухощавый человек. И так же как по одежде сотника безошибочно можно было определить, что он кипчак, так по одежде незнакомца было ясно, что он с низовьев Итиля.

Сартак был настолько занят своими мыслями, что не обратил внимания на незнакомца.

– Седлай коней, – приказал он. – Поедем в Новгород. За орусутской девушкой Натальей.

Сотник выжидал.

– О мой повелитель…

Только сейчас хан увидел чужака:

– Я слушаю…

Сотник схватил приведенного за шиворот, и тот упал перед Сартаком на колени. Весь вид его выражал испуг и повиновение.

– Кто это?

– Человек, убежавший от Берке-хана.

Уходя из жизни, великий Бату, по обычаю, завещанному Чингиз-ханом, отдал многие свои земли в управление родственникам, ходившим с ним в походы. Они самостоятельно управляли своими улусами, но в то же время находились в подчинении у хана Золотой Орды. По сложившейся традиции их называли владельцами улусов, но, когда Кулагу завоевал Иран и Ирак, их стали звать эмирами. Только тюркские племена продолжали именовать их ханами.

Таким ханом был младший брат Бату – Берке. Ставка его находилась на возвышенности Актюбе, на берегу Итиля, недалеко от городка Сарыкум[16].

Суровые зимы заставили Берке возвести небольшой дворец. Его примеру последовала и знать – появились дома из дерева, кирпича и камня. На Актюбе возник городок, который стали называть, как и главную ставку Золотой Орды, Сараем.

У Берке было сильное войско, и после Бату-хана он всегда считался первым человеком в Орде.

– Ты почему сбежал? – спросил Сартак, и брови его сурово сошлись на переносице. – Кто ты такой и как тебя зовут? – Я Сары-Буги, – торопливо сказал воин. – Из монгольского рода баргут. Мой отец Есу-Буги был начальником телохранителей у бесстрашного Субедэй-бахадура. Я выполнял обязанности сульгиши[17] при хане Берке…

– Нам не нужен раб!.. – нетерпеливо перебил Сартак. – Скажи: почему бежал?

Воин опустил голову.

– Берке-хан, сын великого Джучи и мой властитель… Я его раб. И я обязан ему повиноваться… Но он мусульманин, а я христианин… Видно, вера так повлияла на него, что с каждым днем он становится все более кровожадным и жестоким. С уст его не сходит имя аллаха, а с рук – кровь. Я не смог выдержать… Особенно то последнее, что он совершил…

– Что совершил он?

– Неделю назад, ссылаясь на волю пророка Мухаммеда, он взял четвертой женой орусутскую девушку из Новгорода…

У Сартака от недоброго предчувствия сжалось сердце.

– Как зовут эту девушку? – громко спросил он.

Воин наморщил лоб.

– На-та-ли-я… – трудно выговаривая чужое для него слово, сказал он.

Хан побледнел, а воин, не замечая состояния Сартака, продолжал:

– Ее привезли во дворец, Берке велел стегать ее прутьями и насильно заставил принять мусульманство. Девушка так кричала, так плакала… Я не смог выдержать насилий, которые творят мусульмане, и бежал к вам…