Бок саднило, но смотреть на него Митрофану Николаевичу не хотелось так же сильно, как и видеть лица стоящих внизу друзей-предателей.

Ax как ему сейчас хотелось быть настоящим царем Иудейским! Ах как сейчас ему хотелось выносить справедливые приговоры и карать! Тем более что все обвиняемые толпились внизу и искать их не надо было.

Снова раскатился над Голгофой гром.

Извилистые молнии образовали над печальным холмом нечто вроде шатра, светящегося мертвенным синеватым светом.

Зеваки, что спасались от ливня, видели не слишком много, поэтому верить им особо не приходится. Тем не менее из рассказов их можно сделать вывод о необычайности происходившего на Голгофе. Вроде бы мутные вихри закружились над печальным холмом, захватывая застывшие человеческие фигурки. Сухо раскатился гром. Над вершиной Голгофы высветилось призрачное голубоватое дерево, достигающее темных грозовых туч. Голубые ветви этого фантастического дерева мерцали, и вместо листвы на них горели многочисленные голубоватые огоньки. Вокруг чудесного дерева многоцветно засияла гигантская радуга.

Потом все вспыхнуло и исчезло.

Глаза редких свидетелей с трудом привыкали к пасмурному серому свету дня, а когда привыкли к нему, вновь стал видным холм. Людей на нем не было, и пытливый глаз обязательно бы отметил несоответствие картины недавно происходившему.

Мало того что на печальном холме больше не было людей! Вместо трех крестов с преступно белеющими телами на холме четко обозначались лишь два. Третий бесследно исчез, и если бы нашелся любопытный, он бы увидел маленький неровный пенек со свежим изломом, указывающий на то, что третий крест все-таки был.

- Вознесся! - просветленно сказал Петр.

- Но обещал вернуться! - значительно посмотрел на товарища Иоанн. - С железной саранчой и семью ангелами, чтобы стать первым. Судить станет людей по их делам, а тех, кто грешил, - атомной бомбой!

А над Иерусалимом лил печальный тропический дождь, покачивались под средиземноморским ветром пальмы, содрогались, сталкиваясь, свинцовые низкие тучи, освещая голубоватыми вспышками потемневшую землю, и только на горизонте просматривалась уже голубая полоска, показывающая, что ненастье не вечно и, когда уже даже не надеешься, на смену неприятностям всегда приходят нежданные удачи.

Глава девятнадцатая,

в которой чудеса продолжаются, но уже в другом времени

Птолемей Квинтович Пристав с женой Клавдией возвращался из райцентра.

Сам Птолемей Квинтович был там на областном совещании фермеров, посвященном грядущей посевной, а Клавдия в город поехала просто так - по магазинам погулять да что-нибудь купить подрастающей дочери Клеопатре. Пятый годик дочке пошел, но росла она так стремительно, что платьица оказывались ей малы уже через три-четыре месяца. "Вся в папу!" - умилялась Клавдия.

Птолемей Пристов молчал, только горделиво багровел, обнимая жену, сажал на ладонь дочь и придирчиво вглядывался в личико, с удовлетворением отмечая, что носик у дочери точно его - римский, прямой, а глазки только подчеркивали горячую южную породу - черноглазенькая росла, как и полагается итальянке. Последнее время Птолемея подмывало съездить на родину, посмотреть, что там изменилось со времен цезарей, да на акведуки поглядеть, по Колизею походить, вспомнить былые гладиаторские схватки.

Клавдия против Италии не возражала.

После возвращения легионеров в Бузулуцк, что немало порадовало женское население городка и ввергло в уныние воспрянувших было мужчин, жизнь постепенно вошла в свое обычное русло. Заместитель исчезнувшего начальника милиции был человеком решительным, доложил все как было, а результатом его доклада стали многочисленные комиссии, которые приезжали в Бузулуцк из самых разных мест, пока у государственных органов средств на командировки хватало.

Но шума решили не поднимать, работы комиссий, как водится, засекретили, выходцев из иностранного прошлого паспортизировали, с тем чтобы влились они в дружную семью советских народов. Все-таки шел восемьдесят седьмой год, и перестройка только начиналась, но партия еще своих позиций не утратила, а Комитет государственной безопасности еще не испытал прелести демократических преобразований и был силен и всемогущ.

Некоторых легионеров с удовольствием взял на работу в милицию бывший заместитель пропавшего начальника, который за преобразования в органах внутренних дел взялся с большим рвением и многих сотрудников, считавшихся надеждой и опорой при бывшем начальнике, отправил на заслуженный отдых. Не минула сия горькая чаша и участкового инспектора Соловья, место которого занял быстро освоивший азы милицейской работы и окончивший школу милиции Гней Квин Мус по прозвищу Челентано, который женился на чаровнице Леночке Широковой, взяв ее фамилию, а заодно и несколько изменил свое имя и стал теперь именоваться Корнеем Ивановичем Широковым. Впрочем, его пятилетний сын Помпеи уже ходил в детский садик, отличался там неугомонностью и интересом к сверстницам и так уверенно таскал за косы черноглазую Клеопатру Пристову, что не было никаких сомнений в его первой влюбленности.

События между тем развивались стремительно, вот уже и коммунистическая партия распалась, а главой администрации Бузулуцкого района стал Вован Богунов, который к тому времени открыл в районе мебельный кооператив, два магазина и еще держал пасеку, на которой у него работали наемные рабочие. Вован Богунов посолиднел, но на работу в бывший райком партии являлся по-прежнему в футболке и потертых джинсах. Каждое утро он начинал с разглядывания карты района. Разглядывание это сопровождалось тяжкими размышлениями о будущем района, который Вован про себя уже называл Богуновским. Очень много надо было приватизировать, а то и просто купить, чтобы мечты Вована стали реальностью.

Однако вел он себя довольно сдержанно, даже продажей спиртного не злоупотреблял, хотя это занятие и давало тот самый трехсотпроцентный навар, из-за которого, как гласят учебники экономики и "Капитал" основоположника коммунизма Карла Маркса, капиталист, не задумываясь, пойдет на любое преступление. Тому способствовал "Союз потерявших Родину", созданный римскими легионерами. Кроме самих легионеров, в него охотно вступали представители закавказских республик, но, узнав поближе цели и задачи Союза, не менее решительно его покидали.