19

— Не надо. Не надо так жарко, Лоис. Погоди демножко. Погоди. Ей-богу, я даже не знаю, что тебе сказать. Все хорошее, как и плохое, происходит неожиданно.

— Ээй, ты что?!

Евгений Кулановский открыл глаза и с отвращением уставился на Альберта, который тряс его за плечо.

— Боже, — сказал он хриплым со сна голосом, — только что перед моим внутренним взором витал прелестный образ, и вдруг я вижу твою физию! Такие потрясения вредны для старого человека. Оставь меня, юноша. Пожалей мое дряхлое сердце.

— Ничего, оно переживет, — грубо заявил Альберт. — Где ты вчера шатался? Судя по всему, ты явился на рассвете?

— Не спрашивай, не спрашивай, не выканючивай, — Евгений сладко потянулся и уперся головой и ногами в борта койки, — мне дико повезло, дорогой мой, я встретил человека, благодаря которому мое пребывание здесь приобретает особый смысл и значение. Эта девушка — воплощение жизнерадостности и веселья. А ты знаешь, как я люблю веселых людей!

— О господи, — сказал Альберт, — ты забываешь, где мы находимся. Это по меньшей мере легкомысленно.

— Ох, не говорите мне о здравом смысле, я вас умеляю! Мне надоел здравый смысл и все разновидности здравомыслия. Хочу быть диким и свободным, поросшим шерстью и чешуей!

— Это невозможно, — сказал Альберт, — чтоб чешуя и шерсть одновременно...

— А вот и возможно, а вот и возможно! — запел Евгений, соскакивая с койки.

— Женька, не дурачься! Послушай...

— Старого, умудренного? Не хочу, не хочу слушать, не хочу слышать. Я все знаю, все понимаю, но остаюсь при своем твердом убеждении, что мне очень-очень повезло: я встретил существо удивительное, достойное почестей царских, лучших в мире стихов и моего ухаживания.

— Ну смотри сам. Как знаешь. Ты человек взрослый. Самостоятельный. И прочее. Только напрасно, мне кажется, ради ветреных красавиц ты позабросил своих мальчиков-зайчиков.

— А что? Что-нибудь случилось?

— А вот что. Сегодня утром, пока ты отсыпался после рандеву, я прогуливался по палубе и видел, как нас догнал вертолет и на «Святую Марию» спустили еще одного пассажира. Это было очень эффектно. Лайнер и вертолет в океане.

— Еще одного пассажира? Это становится интересно. И кто же наш новый пассажир? — Евгений вновь стал серьезным настолько, насколько это было ему доступно.

— Некто Сэм Смит.

— Откуда ты узнал?

— Я случайно слышал, как он представился капитану.

— Ты не находишь, что наш корабль представляет интерес для слишком большого количества людей? Моя интуиция подсказывает, что за всем этим что-то скрывается. Какая-нибудь афера в международном плане.

— Теперь и я начинаю так думать. Поэтому твое увлечение тем более мне не представляется своевременным.

— Ах, не скажи, ничего нельзя загадать. Да и когда любовь была своевременной? Она всегда кому-то или чему-то мешала. Нет, но все же хотелось бы понять, почему они все так рвутся на «Святую Марию»?

— Может быть, ты представишь меня своей пассии?

— Я слишком плохо говорю по-английски, чтобы найти для этого слова.

— This is a friend of mine[13], Женечка.

— Я подумаю над вашим предложением, мистер Альберт.

20

Живчик и Ленивец в помятых костюмах (они спали, накрывшись брезентом, на дне бассейна, откуда на ночь спускали воду) прошли по знакомому коридору к злополучной четыреста первой каюте.

Живчик ощущал во рту отвратительный металлический привкус после вчерашней драки, после почти бессонной ночи, после всей этой суеты и кутерьмы, связанной с розысками проклятого Дика Рибейры.

«Я стар. Я устал. Я болен. И чего еще хочет от меня этот набитый здоровьем боров?» — Слушай, вельо, я шагу не могу ступить: расползаются брюки,смущенно шептал Ленивец.

— Я ж тебе дал булавку! — прошипел Живчик.

— Она не держит!

— Ну не знаю. Потерпи. Мы не можем сейчас идти в бюро обслуживания. Вот увидим Миму, я попрошу ее зашить дыру. А пока закройся ладошками спереди и сзади и шагай.

Они прошли, как могли, с независимым видом мимо портье и его доски с ключами и проникли в заветный отсек.

— Смотри, огнетушитель повесили!

— Тише ты!

— А кондуктора убрали, — с некоторым сожалением произнес Ленивец.

— Если Миму выполнила наш приказ, Дик уже дожидается в своей каюте.

На этот раз Живчик быстро справился с капризным замком. Они вошли в каюту.

На койке Дика лежал здоровенный негр и читал газету. Огромные ноги в грубых матросских шкрабах он изящно примостил на полированной спинке кресла.

— Ты кто такой? — в отчаянии заорал Живчик. — Как сюда забрался?

— Это не Дик?

— Какой к черту Дик! Дик белый!

Негр с не меньшим изумлением взирал на посетителей. Он снял ноги со спинки кресла и сказал:

— Меня зовут Даниил. Что вам угодно, сеньоры?

— Будь ты проклят и прокляты твои родители! Что ты здесь делаешь, в чужой каюте?

— А что делаете здесь вы, сеньоры? Эта каюта вам тоже не принадлежит, насколько мне известно.

— Заткнись, ублюдок! Отвечай на вопросы, или мы свернем тебе шею!

В это время и даже несколько раньше техник Альдо Усис подошел к портье и спросил:

— Не приходил пассажир из четыреста первой?

— А? Кто? — портье с трудом оторвался от увлекательного детектива, сочиненного неким Питером Иком.

— Я говорю о четыреста первой. Там есть кто-нибудь?

— Есть, есть. Донья Мимуаза брала ключ, а еще кто-то с ней был. Есть там люди.

Когда техник приблизился к четыреста первой, из-за двери доносились звуки передвигаемой мебели. Альдо извлек браунинг из кармана и повернул ручку.

— Руки вверх! Что здесь происходит?

— Ox и надоел ты со своими вопросами, — ответил Ленивец, вставая с человека, крепко обнявшего стонущего Живчика. Человек выпустил неудачливого гангстера и обернулся.

— А вам не надоело кататься на посторонних... его, Даниил, как ты сюда попал?

— Ох, сеньор техник, — сказал Даниил, отталкивая Живчика, — не надо было мне соглашаться!

— Соглашаться? С кем соглашаться, Даниил?

Дверь четыреста первой каюты распахнулась еще шире, совсем широко, как только возможно широко, и на пороге ее появились две новые фигуры. Войти в каюту они не могли, так как перевернутые кресла и люди наполняли ее до отказа. Они остановились у входа, и тишину прорезал начальственный возглас:

— Что здесь происходит? Кто из вас Дик Рибейра?

Ленивец только головой помотал.

«Дался им этот вопрос. Весь мир интересует, что здесь происходит. И всему миру нужен Дик Рибейра».

Живчик все еще хватал ртом воздух, как выловленная рыба.

«Все. Ну и пусть! Хоть отдохну немного. В тюрьме и то спокойнее. Дурацкая скачка с препятствиями! Педро может быть доволен. Мы сделали что могли. Не получилось. Бывает».

Даниил в ужасе смотрел на пришедших.

«Это же сам сеньор помощник капитана. Он лишит меня работы. Они выгонят меня с корабля. Зачем только я послушался эту страшную женщину? Паршивая сотня долларов отнимет у тебя работу, Даниил! Ты погибнешь как собака. Ты снова будешь месяцами околачиваться в порту. Господи, пронеси! Господи, покарай эту сладкоголосую фурию, донью Мимуазу! Господи, услышь меня».

Альдо Усис все еще сжимал браунинг.

«Сейчас будет наведен порядок. Это хорошо, что сеньор помощник капитана увидит меня здесь. Я не только исполняю свои обязанности как техник. Я забочусь о порядке на „Святой Марии“. Я ловлю нарушителей порядка с оружием в руках. Пусть он видит меня с оружием в руках. Это хорошо, что сеньор помощник капитана увидел меня в данную минуту».

— Что же вы молчите? — сказал Сэм Смит. — Вас спрашивает сеньор помощник капитана. Кто из вас носит имя и фамилию Дика Рибейры? Отвечайте.

Первым заговорил Усис.