Любой, кто знаком с философией Гегеля, легко обнаружит здесь общую схему развития, которая наиболее отчетливо предстает в его знаменитой Науке логики[56], вышедшей в свет в 1812 году. Именно там Абсолютная идея, начинаясь с абсолютного ничто, последовательно восходит к самой себе, из самой себя, как из семени, развертывая все свои определения, пока, наконец, не вместит в себя все отправления духа. Но именно этот конечный пункт и становится истинным началом пути; поэтому подлинным обоснованием всей его логики оказывается вовсе не совокупность определений, заранее закладываемых в самый исток развития, но полная сумма следствий, которые последовательно вытекают из своей первопричны.
Это может показаться какой-то глубокой аберрацией сознания, не имеющей решительно никакого отношения к реальной действительности, однако те, кто подумают так, будут сильно разочарованы, ибо в действительности вся эта «заумь» не столь уж и диковинна. Она издавна, если не сказать испокон веку, свойственна человеческому разуму. Поясним на простом примере. Мы знаем, что есть элементарная математика. Ее преподают в средней школе, и в той или иной степени с нею знаком каждый. Но есть и другая – которая преподается в ВУЗах и которая называется высшей; с нею знаком далеко не всякий. Больше того, существует мнение, что она намного сложней школьной и вообще не всегда доступна рядовому сознанию. Но в сущности то же самое можно сказать и про любую другую дисциплину, изучаемую в школе: химию, физику, биологию, филологию и так далее; все они могут быть разделены на «элементарную» и «высшую». Правда, логику не изучают в школе, в отличие от всех школьных дисциплин, мы приступаем к ней едва ли не сразу после овладения речью, поэтому школой логики выступает в сущности вся наша жизнь. Но и логика может быть с успехом поделена на такую же «элементарную» и «высшую». К элементарной относятся все те правила, которыми руководствуемся мы в нашей повседневности; большинство из нас даже не знает правильной формулировки основных ее законов, но это нисколько не мешает нам в точности соблюдать их и больше того – остро (интуицией) чувствовать любое их нарушение. Но все же высшая логика существенно отличается от элементарной, и в ней, точно так же, как и в высшей математике (биологии, филологии и т д.), есть много такого, что может показаться на первый взгляд поставленным с ног на голову, словом, такого, что противоречит всем усвоенным нами первоосновам.
Одной из таких не укладывающихся в обыденное сознание особенностью логики является необходимость неопределяемых исходных понятий. Какие-то из основных понятий всех аксиоматических систем должны быть неопределяемыми, а значит, могут содержать в себе едва ли не все что угодно. Немецкий математик, Давид Гильберт (1862 – 1943), один из величайших логиков всех времен и народов, в свое время шутил, заявляя, что хотя мы используем такие слова, как точка, прямая, плоскость, и т д., вполне можно было бы говорить о пивных кружках, стульях и любых других предметах, лишь бы они удовлетворяли требованиям вводимых нами аксиом. Откуда, в таком случае, мы знаем, как пользоваться исходными категориями? Ответ дают сами аксиомы, именно они (и, добавим, вся совокупность доказываемых с их помощью теорем) содержат в себе все то, что можно утверждать об исходных понятиях. Так, если точка и прямая формально не определены, но заданы аксиомы о том, что через две точки можно провести прямую и притом только одну, а также о том, что три точки задают плоскость и притом только одну, то именно совокупность этих аксиом создает тот строгий контекст, который может использоваться нами при выводе новых утверждений о точке, прямой и плоскости[57]. Прикосновенность этого принципа именно к высшей логике следует из того, что даже математиками он был осознан только к концу XIX столетия, несмотря на то, что о нем говорили и Аристотель, и Декарт, и, как уже сказано, Гегель.
Мы же говорим здесь именно о техобщих понятиях, которые лежат в основе учений о развитии мира. Поэтому – если мы действительно хотим разобраться в проблемах эволюции или креационизма – столкновения с подобной «заумью» нам никак не избежать.
Таким образом, надобыденная логика говорит о том, что подлинным обоснованием всех принимаемых нами посылок является без исключения вся сумма вытекающих из них следствий. А это и есть отражение того обнаруживаемого при анализе механизмов любого развития обстоятельства, что вся цепь следствий играет не только пассивную страдательную роль, но и активно участвует в формировании своих собственных причин.
Но мы предположили, что разум свободно развивается до каких-то (не очень определенных) вершин. А, собственно, где предел развития человеческой (и не только) цивилизации, если разуму и в самом деле предначертаны миллиарды лет непрерывного восхождения?
А предел – в полном исчерпании всех тайн Вселенной, предел там, где человек вбирает всю ее в круг своей собственной практики…
Доля иронии заключается в том, что при ограниченности Вселенной эволюционистское отрицание Божественного творения мира из ничего спасает себя только допущением совершенно невероятной вещи, – а именно тем, что двигателем всеобщего развития может оказаться… не кто иной, как сам человек. Именно он вносит в окружающий нас мир то организационное начало, которое в конечном счете и упорядочивает всеобщее движение.
Впрочем, здесь есть некоторая тонкость. Мы уже говорили о том, что по существующим представлениям наблюдаемая Вселенная не исчерпывает собой всей действительности. Но и уже известные нам, и все те, которые еще только предстоит открыть, физические законы, распространяются только на нее; точно так же отношения пространства и времени действуют только в ее пределах. Мы не вправе распространить их за расчетные границы Вселенной – там властвуют совершенно иные принципы бытия. Поэтому границы Вселенной – это в сущности тоже сингулярность; все то, что лежит за ними – абсолютно недоступно ни нашему наблюдению, ни даже нашему разумению (ни даже нашей – самой смелой – фантазии). За этой сингулярностью – абсолютно иное качество, и нам просто не дано, во всяком случае пока, заглянуть туда.
Таким образом, абсолютным пределом восхождения оказывается именно эта сингулярность. Но само время существует именно (и только) по эту сторону границы, поэтому в пределе своего восхождения сам человек может оказаться в таком положении, когда доступным ему окажется все оно без какого бы то ни было изъятия.
Вглядимся более пристально.
Если наш мир конечен во времени хотя бы только с одной стороны, то по меньшей мере его прошлое оказывается полностью познаваемым человеком. Или – скажем более академично – носителем экспоненциально развивающегося разума, поскольку субъектом подобного познания может быть и носитель какого-то внеземного сознания. (Впрочем, если что-то доступно разуму «вообще», то нет никаких принципиальных противопоказаний тому, чтоб это было доступно и самому человеку.)
Процесс рационального человеческого познания насчитывает немногим более двух тысячелетий. Начало ему полагают греки, ибо до них систематизированного постижения окружающей нас реальности не существовало. Однако не возбраняется отсчитывать познание и от кроманьонца; перед лицом предстоящих миллионо-, а то и миллиардолетий лишние тридцать или сорок тысяч лет в общем-то ничего не меняют. Тем более, что основной массив знаний получен нами в течение последних двух-трех веков. Но как бы то ни было уже к сегодняшнему дню накопленные знания позволяют нам и управлять течением многих событий, и моделировать многое из того, чему мы в принципе не могли быть свидетелями. И если прошлое действительно конечно, мы вправе предполагать, что все его тайны будут раскрыты нами за ограниченное время. За какое именно – трудно сказать, но в любом случае за гораздо меньшее, чем реальный срок свершившейся эволюции. Так, эволюция жизни на Земле насчитывает около двух миллиардов лет, между тем всего за два столетия человеком были раскрыты принципиальные ее секреты.