Доктор Рид с торжеством показал на маленькую нишу, образованную у входа обрушившимися глыбами. Археологи не спешили их убрать, так как они не мешали входу в пещеру. За ними лежали два сильно окислившихся свитка, приблизительно тридцати сантиметров в длину. Один имел в диаметре 11 сантиметров, другой - 10. Это была медь, свернутая, как кожаный свиток.
- Ради бога, не трогайте,- закричал доктор Рид, когда Хардинг нагнулся, желая поднять один из свитков.- Они насквозь окислились и настолько хрупки, что когда я коснулся краев, чтобы измерить свиток, они сразу рассыпались. Развернуть их, к сожалению, пока тоже невозможно. Посмотрите,- он нажал кнопку карманного фонаря и направил яркий луч света на свитки,- с внутренней стороны они исписаны! Древнееврейскими буквами! Вот видна одна! А вот другая! То же самое на втором свитке. Видите швы? Сначала это был, наверно, один свиток, затем он распался по шву. Лягте на живот, мистер Хардинг, и возьмите лампу. Тогда вы сможете убедиться, что более толстый свиток также состоит из двух медных пластин, склепанных между собой.
- Надеюсь, их удастся развернуть. Может быть, вы, мистер Рид, нашли ключ ко всем тайнам, которые нас здесь окружают? Теперь зальем свитки парафином, чтобы их можно было перенести. Вы сказали, что уже измерили их?
- Да, ширина от двадцати девяти до тридцати сантиметров. В первом свитке - шесть с половиной витков, во втором - только два с четвертью, следовательно, в длину они оба имеют два метра сорок сантиметров. Последняя цифра весьма приблизительна, ибо я измерял свитки, не касаясь их.
- Что же за люди жили в пещерах? - продолжил вечером Хардинг прерванный разговор.- Мы не знаем. Когда они жили? Во II и I вв. до н. э. и в I в. н. э., в этом, по крайней мере, можно быть уверенным. Как они жили? Очевидно, так же примитивно, как пещерные люди и первые христианские отшельники, т. е. сводя свои потребности до минимума. Денег у них не было. Обратите внимание, в отличие от Мураббаат и всех других раскопок, мы не нашли здесь ни одной монеты. Кувшин, миска и, может быть, светильник, потому что, кроме двух с половиной светильников из 1-й пещеры, мы нашли еще несколько осколков, бесспорно оставшихся от светильников,- вот и все достояние обитателя Кумрана.
Зачем, спрашивается, при явном отречении от всего мирского, нужен такой предмет роскоши, как светильник? По-видимому неизвестные анахореты придавали большое значение духовной или, вернее, религиозной стороне жизни. Книги разделяли с ними их пещерное одиночество. Светильники являются очевидным доказательством того, что эти необычные люди читали даже по ночам.- А теперь главное: кто же были эти люди?
- Может быть, ессеи?
- Ессеи? Гм, об этом стоит серьезно подумать.
Глава 11
Хотя мы располагаем различными сведениями о ессеях, по сути дела мы знаем о них немного, потому что после них не осталось никаких письменных свидетельств исторического или поучительного характера. Эти памятники либо уничтожены ненавидевшими ессеев фарисеями, либо до сих пор не найдены. Все, что нам известно о ессеях, почерпнуто у трех авторов I в. н. э.: Филона Александрийского, Иосифа Флавия и Плиния Старшего.
Наиболее краткое сообщение принадлежит Плинию Старшему ("Естественная история", V, 17). В нем говорится: на западном побережье (Мертвого моря) в некотором отдалении от берега, где климат более благоприятный, живут ессеи, племя уединенное и удивительное. Они живут без женщин, отвергают любовь, не знают денег, и пальмы - их единственные соседи. Число их увеличивается за счет пришельцев, людей, утомленных мирской жизнью. Южнее их поселения находился некогда город Энгадда, по плодородию и пальмовым рощам уступавший только Иерусалиму. Теперь и он стал грудой развалин.
Это описание достаточно ясно говорит о том, что поселение ессеев находилось близко от места кумранских находок, ибо Энгадда Плиния это несомненно Эйн-Геди, город на западном побережье Мертвого моря, примерно в тридцати километрах к югу от Хирбет-Кумрана. Но ни у Филона, ни у Иосифа Флавия нет указаний на то, что ессеи жили только в одном месте.
Филон ("Quod omnis probus liber sit" - "О том, что каждый добродетельный - свободен") пишет, что ессеев насчитывается более четырех тысяч человек. Он особо подчеркивает, что они избегают городов, предпочитая сельские поселения, и занимаются земледелием и ремеслами. Они не копят ни золота, ни серебра, не покупают земельных угодий и добывают своим трудом только то, что необходимо для жизни. Отсутствие потребностей и довольство жизнью составляют их единственное достояние. Дальше Филон говорит: "У них вы не найдете ремесленника, изготавливающего луки, стрелы, кинжалы, шлемы, панцири, щиты, и вообще никого, делающего оружие, орудие или что бы то ни было, служащее для войны"76. Ненавидя рабов и рабство, все они свободны и взаимно оказывают друг другу услуги, как свободные люди. Они осуждают рабовладельца за несправедливость и гнусность, так как он оскверняет закон природы, по которому все люди от рождения равны и друг другу братья. В своей жизни они строго блюдут устав и пророков: празднуют субботу, читают священные книги и толкуют их. Они воспитаны в духе благочестия, святости, справедливости и порядка и живут по правилам триединой любви: любви к богу, любви к добродетели и любви к людям. Клятв они не дают, ибо считают их противными богу. Ни у кого из них нет собственного дома, и то, чем владеет один, принадлежит всем, и живут они товариществами. У них одно помещение для хранения припасов, из которых они приготовляют одинаковую для всех еду для общих трапез. Одежды они носят одинаковые и живут под одной крышей.
Иосиф Флавий ("Древности", XVIII, 11-25) подтверждает, что ессеи занимались земледелием, владели всем сообща, что их было четыре тысячи... Кроме того, он сообщает в "Иудейской войне", что ессеи презирали супружество, будучи убеждены, что женщина не может хранить верность, и если прямо не запрещали брак77, то все же предпочитали принимать чужих детей в том возрасте, в котором они еще восприимчивы к учению, и воспитывать их в своем духе. До восхода солнца ессеи ни о чем мирском не разговаривали и произносили только молитвы. Проработав пять часов, они собирались все вместе, совершали ритуальное омовение, а затем шли в трапезную. Пекарь по очереди раздавал им по хлебцу, а повар ставил каждому миску с одним-единственным блюдом. До и после еды священник читал молитву. То же самое происходило и вечером, во время второй трапезы. Никогда не было у них шума и крика, поэтому те, кто проходил мимо, думали, что у ессеев какие-то страшные тайны, хотя на самом доле они просто вели себя разумно. Они сдерживали гнев, побеждали страсти, укрепляли веру, старались распространить мир и особенно заботились о священных книгах предков. Болезни они лечили кореньями и травами. Новичка, который хотел следовать их учению, принимали не сразу. Целый год он должен был жить вне общины, но по ее законам. Если он выдерживал это испытание воздержанности, его ближе допускали к общине; он уже участвовал в ритуальном омовении, но еще не присутствовал на общих трапезах; его стойкость испытывалась в течение еще двух лет. Затем он давал обещание смиренно почитать бога, быть справедливым к ближним и помогать им, сохранять верность руководителям общины, любить правду и быть бескорыстным, ничего не рассказывать непосвященным об общине даже под пыткой, не искажать ни одного слова учения, хранить и чтить священные книги. Нарушивший это обещание подвергался суровому наказанию вплоть до исключения из общины. В зависимости от срока принадлежности к общине ессеи делились на четыре разряда, и если младший касался старшего, последний мылся, словно его осквернили.
Ессеи храбро сражались с римлянами и переносили самые страшные пытки, ни на йоту не отступая от своих клятв. Они верили в бессмертие души и учили, что после смерти тела душа, состоящая из тончайшего эфира, отлетает за океан, туда, где нет ни дождя, ни снега, ни жары, где постоянно дует нежный, приятный ветер. Напротив, души плохих людей попадают в мрачную холодную пещеру, где их ждут вечные муки.