- Мы представляем правительство короля, Джабра,- сказал Саад,того короля, чьим подданным является Кандо. В любой момент ты сможешь найти у нас убежище и защиту, если Кандо будет тебе угрожать. Но я этого не думаю. Во-первых, Кандо, наверно, ничего о тебе не знает, а во-вторых, он побоится пойти против правительства. Впрочем, я сам пойду к нему завтра утром и посмотрю, так ли он страшен, как ты говоришь.

Джабра в ужасе вскочил с места и сел снова только тогда, когда Саад самыми страшными клятвами поклялся не называть вифлеемцу имени Джабры. Только бакшиш в десять динаров успокоил его настолько, что он смог пуститься в обратный путь.

- Кажется, это будет нелегкое дело,- проворчал Хардииг и выпустил из своей трубки густое облако дыма.- Сможем ли мы отделаться только деньгами? Во всяком случае, есть лишь одна возможность связаться с этим Кандо.

- Я тоже так думаю, и, по-видимому, мы имеем в виду одно и то же. Вы сами ни в коем случае не должны участвовать в этой операции, слишком у вас европейский вид. Как я уже сказал Джабре, мне самому придется пойти в Вифлеем. Но предвижу, что с этим упрямым хитрецом не скоро поладишь и стоить это будет недешево.

- Ничего не поделаешь, милый Саад. Все мои полномочия я передаю вам. Если кто и может здесь чего-нибудь добиться, так это только вы. Счастье, что вы у меня работаете, Саад.

- Не торопитесь, господин генеральный директор,- ответил Саад, слегка улыбнувшись.

Ранним утром следующего дня Саад в сопровождении двух служителей музея отправился в Вифлеем. По дороге ехать было нельзя - она находилась в руках еврейских партизан, а трудный обходный путь ослы одолели только за несколько часов. Часы пробили полдень, когда Саад и его спутники прибыли к месту назначения.

Улицы Вифлеема по-прежнему были пустынны, и появление приезжих не могло остаться незамеченным и не стать предметом обсуждения. Уже это было плохо. Прием, оказанный Сааду у Кандо, которого на самом деле звали Халил Искандер Шахин, оказался и того хуже.

Кандо был не один - рядом с ним стоял пожилой коренастый человек. Узкая задняя дверь в полутемном подвале была приоткрыта, по-видимому, на случай отступления.

Как только глаза Саада привыкли к темноте, он понял, что его ждали. Следовательно, нечего было вести дипломатические переговоры, оставалось идти напролом и брать быка за рога. "Недурное сравнение,мелькнуло у него в голове.- Этот Кандо, несмотря на красный фес и голубую рубашку с короткими рукавами, удивительно напоминает быка, скорее всего мощной головой с массой волос и тяжелой нижней частью лица, покрытой густой растительностью".

- Рад познакомиться с вами, господин Шахин,- произнес Саад.- Я доктор Саад, первый секретарь Палестинского археологического музея, следовательно, вы можете считать меня чиновником правительства Иордании, а мой визит рассматривать как официальный. Впрочем, господин Шахин, нам всё известно, и не стоит играть со мною в прятки. Нас интересуют сведения о пещере, откуда преступный митрополит, бежавший из страны, и профессор Сукеник, также наш враг, незаконно изъяли ценные рукописи. Готовы ли вы, господин Шахин, добровольно дать нам требуемые объяснения и сведения?

- Может быть,- промычал сириец.

- Отлично, господин Шахин. Кроме того, советую вам добровольно отдать остатки рукописей, которыми вы незаконно владе...

Закончить мысль Сааду не удалось. С криком "Шпион, предатель!" пожилой мужчина ринулся на него, ухватил за ворот рубашки и изо всех сил толкнул к стене. Неожиданно он успокоился и отпустил Саада. Кандо успел прошмыгнуть в полуоткрытую дверь, и, следовательно, волноваться было не к чему.

Дрожащими руками Саад поправил галстук и пошел в предместье, где его с нетерпением ждали служители музея. Правильно ли он действовал? Может быть, он все напортил. И что делать дальше? Нужно ли ему немедленно покинуть город, если он дорожит жизнью? Или Кандо сам убежит с награбленным добром? Или никому не нужно бежать, и они могут стать в известной мере друзьями и союзниками? Трудно сказать. Во всяком случае, уповая на третью возможность, не следует забывать о первой и второй.

Наконец Саад принял решение, отослал своих провожатых в Иерусалим, а сам снял номер в маленьком убогом отеле, который все же казался лучше остальных.

Остаток дня и полночи он провел в раздумье и, только наметив план, заснул и проспал до полудня.

Встав, Саад с видом человека, ничем не занятого и приехавшего в город ради его достопримечательностей, отправился бродить по улицам, пока, наконец, не добрался до лавки Кандо. Кандо не было видно, вместо него в лавке находился субъект средних лет, не внушавший особого доверия. Он назвался Георгием. Из короткого, ничего не значащего разговора Саад вынес впечатление, что этот человек хорошо осведомлен о делах Кандо и цели визита Саада.

На следующий день Кандо был на месте. Они поговорили об отсутствии туристов, о плохих временах, о погоде. На третий день опять о погоде, об отсутствии туристов, о плохих временах. На четвертый - о плохих временах, о погоде, об отсутствии туристов и выпили несколько чашечек кофе. На пятый день пили мнимое бордо из тайных запасов Кандо. "Бордо" напоминало смесь чернил, уксуса и тухлой воды из цистерны и стоило баснословных денег. Теперь, пожалуй, можно было постепенно и при соблюдении величайшей осторожности (обеими сторонами, заметьте) переходить к главному. Теперь Саад мог день за днем, капля за каплей гомеопатическими дозами вводить свое лекарство Кандо и Георгию, который за это время был официально представлен как компаньон и сообщник. Сам же Саад был вынужден, преодолевая отвращение, влить в себя множество стаканов ужасного красного вина. Он чуть приврал, сказал как-то раз Саад подмигнув, и его признание было встречено благосклонно. Конечно, он государственный служащий и секретарь музея. Но, подозревая, что Кандо имеет какое-то отношение к пещере, и ничего не зная точно, он решил взять его на испуг. Ну и что же, это принесло хорошие результаты, вот теперь они так мило сидят рядом и ведут дружескую беседу. Надо надеяться, что Кандо еще не пытался вывезти свои сокровища из страны, как это сделал изменник из монастыря святого Марка. В самом деле нет? Тем лучше. Известно, что новая метла чисто метет и новое правительство весьма энергично. В девяноста девяти случаях из ста попытка окончилась бы провалом и стоила бы не только фрагмента рукописи, но и свободы, а то и больше, так как часовые сразу стреляют, а стреляют они метко. Вместо побега лучше подумать о благопристойной, аккуратной продаже. Правительству? Боже упаси, об этом он не сказал ни слова! Правительства или слишком скупы, или у них не бывает денег, или и то и другое вместе. Ха-ха-ха! Нет, у него как у сотрудника музея превосходные связи с иностранцами и научными учреждениями, а у них-то деньги есть. Они не так прижимисты и абсолютно надежны, потому что не боятся нарушить законы страны, гостеприимством которой пользуются. Что на это скажут господа? Он может в один момент найти им покупателя, легче им не заработать.

Кандо покачал головой и взглянул на Георгия. Георгий посмотрел на Кандо и тоже покачал головой. Затем Кандо и Георгий посмотрели на Саада, и все трое долго и от всего сердца смеялись, а Кандо пошел и принес новую бутылку, за свой счет. На этот раз в ней был напиток, достойный называться вином. И тут Кандо обещал своему новому другу Сааду, что он скоро навестит его в Иерусалиме, в музее.

Несколько недель спустя Кандо на самом деле появился в музее в почти новой и почти безупречно чистой голубой рубашке. Саад был доволен. В течение нескольких дней они обменивались визитами, говорили о погоде, о туристах, о временах, которые все еще не стали лучше, и о других пустяках, но только не о пещере и рукописях.

Наконец, когда Саад был близок к тому, чтобы отказаться от всякой надежды, Кандо, состроив загадочную мину, поманил его за деревья музейного парка, вытащил потрепанный бумажник и извлек из него кусок исписанной кожи шириной в четыре пальца. Саад внимательно рассмотрел его. Кожа была древняя, шрифт такой же, как на фрагментах, лежавших в подвале. Саад учтиво положил кусок обратно в бумажник.