Зрители увидели брата-отступника. Он также был в рясе, подпоясанной веревкой, бос, руки скручены за спиной. Изможденный до последней степени, он был очень высок ростом и поэтому смотрел на инквизитора сверху вниз.

- Клянусь, - внятно произнес он.

- Установлено и доказано, - продолжал глава трибунала, что ты хранил и изучал безбожное сочинение древнеримского язычника Лукреция* "О природе вещей". Отвечай на вопрос: ведомо ли тебе, что сочинение это внесено святейшим господином нашим папой Климентом Восьмым и святым апостолическим престолом в список книг, подлежащих запрету и сожжению?

- Да, я знал об этом, - отвечал Альварес.

- Зачем же ты нарушил установление апостолического престола?

- Стремясь к познанию истины.

- Истина содержится в священном писании, - вмешался второй инквизитор.

Альварес промолчал. Потом до слушателей донесся его слабый голос:

- Но ведь блаженной памяти папа Сикст Четвертый особой декреталией запретил мирянам читать библию. Где же искать истину?

- Презренный! - воскликнул ординарий, сидевший по левую руку от главного инквизитора. - Он еще обсуждает папскую декреталию! Разъясняем тебе: для мирян есть творения отцов церкви, толкующие священное писание.

- Вы правы, достопочтенный отец, - заметил председатель. - Брат-отступник, напоминаем тебе, что ты не на диспуте. Отвечай на вопрос: где ты добыл указанное еретическое сочинение?

- Я купил его три года назад в городе Гренаде, - отвечал Альварес, - у одного ученого еврея, имени которого не запомнил, и заплатил два цехина.

Главный инспектор взял со стола рукопись:

- Вот список этого сочинения. Написавший его римский язычник Лукрецкий, уже шестнадцать веков горит в адском пламени и будет гореть вечно (тут инквизитор осенил себя крестным знамением), - но посеянные им дьявольские семена распространились по свету. Как явствует из собственноручных пометок Альвареса на рукописи, особое внимание он обращал на наиболее богопротивные места. Вот здесь подчеркнуто рассуждение Лукреция о мироздании, в котором отвергается вмешательство бога в мирские дела. Затем место, где говорится о громе, молнии, землетрясении, извержениях вулканов. Лукреций утверждает, что не десница господня мечет молнии, но происходит это от столкновения облаков. Также и другие явления, приводящие людей в страх божий, толкуются только как проявления сил природы. Достопочтенный отец Гутьерре, зачитайте вслух вот это место, - главный инквизитор передал рукопись сидевшему слева члену трибунала.

Отец Гутьерре поднес список к близоруким глазам и прочел дребезжащим голосом:

"Приписывание этих явлений божественному промыслу есть ложь и суеверие. Мир так далек от совершенства, что трудно предположить какое-нибудь участие в его делах всезнающего и всеблагого провидения".

- Довольно, отец Гутьерре, - сказал председатель и обратился к Альваресу. - Мало того, что ты хранил и читал сочинение Лукреция. При обыске в твоей келье, в тайнике, обнаружена твоя собственная рукопись, озаглавленная "Размышления о стихийных разрушительных силах". В каковой ты, проникшись еретическими мыслями Лукреция, развиваешь их. Это сочинение ты читал братьям по ордену Гонсалесу и Леофанте, о чем они донесли генералу ордена, и он незамедлительно передал дело святейшей инквизиции.

- Брат-отступник, отвечай на вопросы. Твоей ли рукой это писано? Читал ли ты рукопись братьям по ордену?

- Да! - отвечал Альварес. - Это моя рукопись. Я действительно читал отрывки из нее названным здесь братьям-предателям.

- Ты утверждаешь, что ураганы и бури не являются проявлением промысла божия, посылаемыми на род человеческий за грехи его, но есть плод взаимодействия моря, воздуха и солнца, и что воля господа здесь ни при чем. Это твой домысел?

- Я полагаю, господин главный инквизитор, что господу не может быть присуща злая воля. И что придет время, когда люди научатся управлять погодой, по своему усмотрению вызывать ведро или дождь, разгонять или призывать тучи, усмирять ураганы и успокаивать водные хляби...

- Подобные действия можно творить только войдя в союз с дьяволом, - внушительно заявил председатель. - Это подтверждено последними процессами ведьм в Сарагоссе и Валенсии. Вступив в связь с бесами в мужском образе, ведьмы эти своими наговорами, чарами и заклинаниями вызывали град на нивы, заморозки на плодовые сады в пору цветения, вихри и смерчи на море, препятствуя судоходству. Святейшая инквизиция отправила их на костер.

- Но вы, достопочтенный отец, - сказал Альварес, - несколько минут назад утверждали, что бедствия эти исходят от промысла божия.

Достопочтенный отец, не ожидавший такого афронта, разгневанно хлопнул рукой по рукописи:

- Молчи, презренный! Признай лучше, что сам дьявол водил твоей рукой, когда ты излагал эти мысли для совращения в ересь верующих.

Перегнувшись через стол и глядя в глаза брата-отступника, он вкрадчиво спросил:

- Признавайся: когда и при каких обстоятельствах ты заключил договор с дьяволом и скрепил его своей кровью?

Альварес отшатнулся:

- В этом я не повинен, всемилостивейшие господа инквизиторы.

Главный инквизитор встал и, протягивая к нему распятие, сказал:

- Именем Иисуса милосердного увещеваю тебя: отрекись от дьявольского учения Лукреция и своих еретических заблуждений. Повинись и раскайся.

Альварес помолчал, потом тихо сказал:

- Велико милосердие господне, но мне не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться.

Инквизиторы перешептывались. Наконец главный инквизитор торжественно произнес:

- Так как он отрицает, нет к нему милосердия. Пишите, брат Педро, - сказал он, обращаясь к секретарю. - Постановление о пытке. Принимая во внимание документы, улики и доказательства по сему делу против брата-отступника Мигеля Альвареса, долженствуя осудить и осуждая, ввиду того, что он* продолжает пребывать отрицающим, постановляем, чтобы он был подвергнут пытке. Приказываем, чтобы пытка продолжалась до тех пор, пока он не раскается и не отречется от своих заблуждений. Сим постановили. Написал? Предупреждаем тебя, обратился он к Альваресу, - что если при пытке последует кровотечение, переломы костей или раздробление частей тела, то это произойдет по твоей вине.

Альварес спокойно ответил:

- В добрый час, господа инквизиторы!

- Палач!

Заплечных дел мастер, давно уже притерпевшийся ко всему, и, казалось, дремавший, прислонясь к стене, встрепенулся и подошел к Альваресу.

- Приступай к делу.

Палач разодрал на Альваресе рясу до пояса, обнажив худое тело. Опустив петлю, он прикрепил ее к кистям связанных за спиной рук отступника. Потом, деловито перебирая мускулистыми руками, стал подтягивать тело к потолку. Слышно было, как хрустнули кости в суставах, и голос Альвареса:

- Добрый Иисусе, пресвятая дева, помогите мне...

Секретарь скрипел пером, читая вслух написанное:

"И не сказал больше ничего. Таким образом еще трижды увещевали его и каждый раз выворачивали ему руки...."

- Так как он продолжает упорствовать в своих заблуждениях, пытка будет продолжаться, - провозгласил главный инквизитор. - Палач! Привязать его к кобыле и надеть гарроты * на голени. Завинчивай!... Пять оборотов.

После увещевания ему надели гарроты на правое и левое колена. Он тихо сказал, что ему не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться. После четырех оборотов винтов он тихо произнес:

- Ах, господи, на тебя надеюсь, на тебя полагаюсь.

И не сказал больше ничего.

После шести оборотов винтов, когда до зрителей донесся хруст костей, Альварес потерял сознание.

...И вдруг все исчезло. Девушка сорвала с головы шлемофон и, закрывши лицо руками, громко разрыдалась.

- От этого... с ума... можно сойти! - прорвалось сквозь рыдания. В ушах еще стоял вопль Альвареса, в котором не было ничего человеческого: "Господи Иисусе... Иису..."

Андрей поторопился подать ей стакан воды: